Надо ли говорить, что и в изнанке каждого ракурса, на другом плече всякой идущей через храм оси, удерживались те же числовые значения. Не замыкая круга, чтобы не утомить себя алгоритмическим повтором (хотя сама архитектура церкви Рождества в Путинках утомить не может), мы подведем черту под этой математикой. Геометрию Василия Блаженного путинковская церковь превращает в алгебру, а геометрия и алгебра обоих храмов, кроме прочего, суть разные приемы означения розы ветров. Розы, восемь стрел которой напускаются на восемьсот, по счету Кржижановского, московских переулков. В Путинках основные страны света означаются троичной композицией шатров, четыре раза собранной из разных составляющих, а промежуточные страны…
Промежуточные страны света служат основными, градообразующими для Москвы. Дорога Новгород Великий — степь скрестилась при начале города с дорогой киево-владимирской. В Путинках, узурпирующих роль координатного нуля, ордынско-новгородская диагональ дана под знаком силуэтной единицы, а в эту единицу свернута пятерка вертикалей, развернув которую мы попадаем на диагональ Владимир — Киев.
Но это алгоритм. Над ним можно соскучиться — а можно удивиться тайной несвободе столь явно свободной храмовой композиции. Можно удивиться также связи арифметики с градостроительной задачей, с уличными перспективами; но эта связь значит и новую, вторую несвободу композиции — и столь же плодотворную, как первая.
Но это, повторимся, числа.
СловоА смысл путинковской архитектуры открывается за прикровенным, первоначальным посвящением церкви. Строилась она во имя Неопалимой Купины, в возобновление сгоревшей деревянной церкви того же посвящения. И, получив новое имя, передала старое приделу под отдельным шатром. Глядя на разнообразно узорочный, пластически заявленный вперед Неопалимовский придел, можно подумать даже, что он был первой очередью стройки и сколько-нибудь времени считался главным храмом. Но нет, единовременность и целокупность сложносоставного здания церкви доказаны — и в свою очередь существенны…
«Однажды провел он стадо далеко в пустыню и пришел к горе Божией, Хориву. И явился ему Ангел Господень в пламени огня из среды тернового куста. И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает. Моисей сказал: пойду и посмотрю на сие великое явление, отчего куст не сгорает. Господь увидел, что он идет смотреть, и воззвал к нему Бог из среды куста…» (Исх. 3: 1–4.)
Пожар былого деревянного Неопалимовского храма в 1648 году был столь кричащим нонсенсом, что и возобновление престола в камне стало говорящим жестом: храм возводился как неопалимый. Мало того: здешние слобожане, бившие челом царю о средствах на кирпичную постройку, полагали ее первой на всей Руси каменной церковью во имя Неопалимой Купины. Такую челобитную поддерживал сам иерусалимский Патриарх, случившийся в то время на Москве. Деньги были отпущены, большие и не раз, и в 1652 году строительство закончено.
Сопрягая это знание и непосредственное впечатление, находим, что многоверхая и переменчивая, с мерцающим числом шатров Неопалимовская церковь есть образ Купины. Важны не ракурсы, а сумма, живое пламенеющее слитное движение, чтобы умные числа, способные передавать даже оттенки смысла, потеряли себе счет в огненном пламени самого Смысла, Слова.
Метафора, предложенная Кржижановским, продолжается, полнится этим смыслом, исполняется, и в этой полноте сгорает ее растерянно-насмешный пафос. Оказывается, в Путинках, из середины мнимой городской бессмыслицы говорит Бог, и путь, исход из путаницы начинается по Его слову, по Ему ведомому смыслу и во главе с Ним.
Let my people go