— А вы кто?
Тот скосил глаза на свои плечи и ответил:
— Лейтенант.
— Значит, две звездочки — лейтенант? А три? Никак не могу запомнить, — шутливо пожаловалась Геля.
Молоденький милиционер понимающе засмеялся:
— А все женщины не могут. Моя Верка тоже не может. Сколько раз ей объяснял: одна звездочка — младший лейтенант, две звездочки…
— Ага, значит, вы — младший лейтенант! — Геля тронула за плечо сидящего впереди милиционера.
— Я майор, — обиженно поправил тот, с трудом поворачивая шею. У него оказался маленький и круглый, как яблочко — китайка, подбородок, вислые усы и большие выпученные глаза.
— А как же — одна звездочка? — растерялась Геля.
— Так то — маленькая! — воскликнул, веселясь, молоденький милиционер. — А это большая. Вы сравните!
— Ага, значит, есть маленькие и есть большие! — сообразила Геля, готовая и дальше постигать труднопостижимую для женского ума науку о погонах.
— Есть маленькие и есть большие! — повторил молоденький милиционер и сконфуженно вдруг засмеялся, и все засмеялись, даже водитель — беззвучно, вздрагивая сутулой спиной.
А «уазик» меж тем ехал и ехал, оставив уже позади город. Геля с удивлением посмотрела в окно на разрезанные лесополосами поля и громко и оптимистично обратилась сразу ко всем милиционерам:
— Так, ну и где же ваш несчастный воришка?
Но милиционеры не ответили — промолчали.
А «уазик» все ехал и ехал… И тогда Геля положила незаметно руку на свой живот и спросила дрогнувшим голосом:
— Куда вы меня везете?
Но милиционеры вновь не ответили, а как — то вдруг съежились, как будто даже испугались.
— Куда… вы… меня… везете? — потребовала Геля ответа, разделяя слова и произнося их громко и четко.
«Уазик» тряхнуло на колдобине, майор крякнул, повернулся и, улыбаясь в усы, проговорил смущенно и укоризненно:
— Неужели, Ангелина Георгиевна, вы думаете, что с вами что — то такое может случиться?
Беспрепятственно миновав пост охраны, они въехали на территорию уютного городка, где на молодой изумрудной траве среди сосен и елей стояли нарядные и аккуратные кирпичные двухэтажные коттеджи.
— Это… «Царское село»? — спросила Геля, с интересом глядя по сторонам.
— Так точно, — произнес свои первые слова водитель.
Геля слышала про загородный поселок, который построило для себя губернское начальство и новые придонцы и который в народе сразу же прозвали «царским селом», — слышала, но еще не видела…
Людей почему — то не было — ни около домов, ни на посыпанных красным битым кирпичом дорожках.
Майор громко, со свистом, потянул носом и прокомментировал:
— Кислород!
«Уазик» остановился рядом с розовым, словно игрушечный, домом. Молоденький милиционер выскочил первым и, улыбаясь, галантно подал Геле руку. Повозившись немного с замком, усатый майор открыл дверь, отдал честь и бодро пожелал:
— Здравия желаем, Ангелина Георгиевна!
— Та — ак, — протянула Геля, начиная кое о чем догадываться, и широким решительным шагом вошла в незнакомый дом.
Везде стояла хорошая современная мебель, на полу лежали пушистые шерстяные ковры, в каждой комнате было по телевизору, даже в кухне; огромный холодильник был забит продуктами, в ванной висели белоснежные полотенца и розовый махровый халат.
— Та — ак! — громко и сердито повторила Геля и рванула по деревянной лестнице на второй этаж, где оказалась спальня с широченной кроватью, один вид которой вызывал смущение. Рядом в кресле лежала гитара. Это была ее, Гелина, старенькая любимая гитара…
На улице загудел мотор уезжающего «уазика».
Геля обессиленно опустилась на край кровати и, глядя на гитару, громко вдруг всхлипнула и зарыдала.
— Дурак! Вот дурак — то! Вот дурак — то, господи! — приговаривала она, размазывая по щекам слезы.
Взгляд случайно упал на окно, и она увидела, как из дома напротив молодая, красивая, хорошо одетая женщина выкатывает детскую коляску. Неторопливо и счастливо катила она ее по посыпанной красным битым кирпичом дорожке.
Геля перестала плакать и неотрывно и задумчиво смотрела ей вслед.
Глава десятая ЧЕМ Я БОГАЧЕ, ТЕМ НАРОДУ ЛУЧШЕ
Зал смеялся и аплодировал ведущему, а тот в ответ делал вид, что хочет откусить кусок микрофона. Ведущий был с бачками, в цветастой рубахе и клешах. Задник сцены украшал огромный российский триколор, который составляли надутые шарики — белые, голубые и красные, причем надуты они были так, что каждый из них в отдельности напоминал тугую женскую грудь с темным торчащим соском.