Ариадна Эфрон … В небе — сохатый бьет копытом
1949 г.
* * * Енисей сливается с Тунгуской, Старший брат встречается с сестрою. Та течет полоской синей, узкой, Тот — широкой полосой седою. По груди широкой, богатырской Стороны чужой, земли сибирской Пролегают лентой орденскою. Две реки идут одной рекою, Две реки идут одной судьбою, Так, как нам не велено с тобою. И железные проходят зимы, И чудесные проходят весны Над моею жизнью нелюбимой, Над чужой землей орденоносной. Над чужбиною.1950 г.
* * * В тайге прохладной Ребячей радостью Ребячей сладостью Встречают ягоды. Черничные заросли, Брусничные россыпи. Мол живите до старости, Мол ешьте досыта! Мол кушайте, други! Мол счастливы будьте! Мол только пригубьте! Мол не обессудьте! Не хочу вас, заросли! Не желаю, россыпи! Не хочу — до старости! Не желаю — досыта! Мне б яблочка российского разок куснуть, В том доме, где я выросла, разок уснуть!1950 г.
* * * — «Ночь — а звезды — рукой подать! — Схватить, удержать в руке, Ту, самую яркую, крепко сжать, Как гривенник, в кулаке, И в чум прилететь, И всем показать — Глядите, отец и мать! Я сам ее взял — поглядите, горит в руке! Довольно светить ей на небе — пусть светит у нас в потолке! И мама задует светильник из мха и жира тюленя И сына, лаская, посадит к себе на колени…» …О детстве своем говорил, покуривая и хохоча, Раскосый электромонтер из колхоза «Путем Ильича».1950 г.
Весна Не певунья и не красавица — По медвежьи трудится, старается, Напрягается тучами, Кручами, Всеми реками сонно-могучими, Каждым корнем и каждой жилою, Всей своей материнской силою, Сердцевиной таежного дерева, Всей упругостью мускула зверева, Чтоб из треснувшей оболочки Ледовитого, мертвого сна, Появилась дрожащим комочком, Необсохшим цыпленком — весна.1951 г.
* * * Непростой мужик стоит у чума, Старый, косолапый, косоглазый, Не по-здешнему мужик угрюмый, Раз взглянув — его узнала сразу. Я об этом мужике читала в детстве, А теперь живу с ним по соседству. Он, как все, одет в оленьи шкуры, Только шерсть на том олене — волчья. Он, как все, обут в унты оленьи, Да по-волчьему ступает, сволочь! В веках прячет он глаза, как в ножнах, Изредка блеснут неосторожно. Непростой мужик стоит у чума, Непростого ищет в небе чудном. Непроста его ночная дума. Непроста луна над ним — шаманским бубном.1951 г.
* * * Первой страницей зимы открывается день Белой страницей. Синькою в детских следах залегает глубокая тень, Синяя лыжня по белому снегу стремится. Птицы у нас не зимуют. Молчит за поселком тайга, Стадом оленей уставила в небо рога. День без событий, без почты, почти без забот. — Хоть бы скорей красноярский пришел самолет!1951 г.
Ночная молитва Из дому выйдешь — тьма по глазам Будто ножом. Сразу ослепнешь — как из дому выйдешь. Из дому выйдешь — вся тишина В уши тебе — Сразу оглохнешь, как из дому выйдешь. Нету тебя. Нет ни тебя, ни огня, ни земли, ни воды, Из дому выйдешь. Нету ни неба, ни звука, ни вздоха в груди — Из дому выйдешь. О, поскорей разберись в темноте, Господи Боже! Вновь, засучив рукава, твердь от земли оторви, Господи Боже — И первозданным кремнем первый высеки свет. Глину покруче меси, Крепче нащупай ребро, Господи Боже! В глиняный лоб мне вставь золотые глаза, Чуткие уши из розовых раковин сделай. Только души мне не надо. Возьми мою душу себе. Будет твоя. Сам поживи с ней, попробуй!1951 г.
* * * На избах — шапки набекрень И пахнет снегом талым. Вчера пуржило целый день, Сегодня перестало. Одну и ту же множит трель Силенки пробуя капель. А снег лежит на берегу От детских лыж в полоску, Как будто снятой на бегу Тельняшкою матросской. На солнце вспыхнула сосна И замерла, сияя. Вот и до нас дошла весна В последних числах мая.