Все наши друзья уезжали. Был нэп, и открыли границу. Передо мной встал вопрос: ехать или не ехать… С одной стороны, мы находились еще под страхом «военного коммунизма». С другой стороны, я уезжать не хотел никоим образом — от своей школы, где дружил со многими, был школьным старостой моего класса. (И остался им по сей день: когда я приезжаю в Петроград, весь класс собирается, и чуть что — ко мне за советом, за указаниями идут мои «школьники».)
Была среди всех моих школьных подруг одна, которую я выделял больше других… Это тоже был вопрос… мне казалось тогда, что уехать — значит сломать жизнь. И бабушки очень не хотели, чтобы мы уезжали. Мне они ничего не говорили, но втайне, наверное, они против папы зуб имели, потому что все мужья были с женами, а папа жену оставил — и теперь она от чахотки умирает, а дети в воздухе висят… Ей, бедной, конечно, очень тяжело пришлось, моей маме… Но сказать «не поезжай» никто не сказал: «На твое усмотрение, ты уже взрослый человек, ты глава семьи, решай сам».
И вот тут я мучился довольно долго… А с другой стороны, если я не поеду, папа, может быть, подумает, что мама на него обиделась за то, что он уехал. Они были настолько дружны, настолько любили друг друга, что мне не хотелось, чтобы у папы хотя бы мысль такая возникла. Мама гордилась его поступком, гордилась тем, что он выполняет свой долг офицера и служит за Веру, Царя и Отечество до конца.
И мы подали прошение в комиссариат, теперь это называется ОВИР.
— Вы что, к отцу едете?
— Нет.
Мы придумали такой трюк. Через какую-то оказию написали папиным друзьям, что надо найти какую-нибудь «иностранную тетку», которая бы нам написала, что, узнав, что дети остались здесь круглыми сиротами, хочет взять их к себе на воспитание. Такую «тетку» папа нашел, и мы получили письмо-приглашение от какой-то «здравствуйте, я ваша тетя!». Мы сразу поняли, что это папина тень и надо ехать… Бросать школу, бросать свою любовь, бросать кузин, бабушку… Не хочется, но, с другой стороны, папа есть папа… Тем более, что от Владимира Александровича Белле мы уже знали, как он переживает, что ничем помочь нам не может. Он, правда, стал через подставных лиц нам посылки АРА присылать (были такие американские посылки АРА). Причем сперва по одной, по две посылочки приходило, а потом в один прекрасный день получаем сразу десять посылок, причем не из Эстонии, как предыдущие приходили, а с Филиппинских островов, то есть оттуда, где он «шурует». Это было шито белыми нитками! Мы не знали, брать или не брать… А с другой стороны, как не брать — в каждой посылке по десять банок сгущенки, значит, в десяти посылках будет сто банок! Двенадцать мешков риса, консервы всевозможные, сахар…
У наших друзей был собственный дом напротив почтамта. Они нам сказали: «Вы домой это все не носите, а то люди увидят, что вы тащите домой такое количество продовольствия, вам это совсем не нужно. Жулики увидят… оставьте все у нас».
Когда мы пришли получать, нас спрашивают:
— От кого это?
— Не знаем, там у нас никого нет…
— А мы вам скажем. Это вам посылает мистер Крон.
— А, мистер Крон! — сказала мама. — Да, я такого знавала, но мне и в голову не могло прийти, что он мог нам послать посылку, мы с ним так мало знакомы…
В общем, выдали нам эти посылки, и мы отнесли их в дом на Варшавской улице, напротив почтамта. Конечно, материальная помощь была колоссальная. Вся комната была завалена пшеном, причем пшено было отборное, как крыжовник, как смородина… Я помню, к учительнице на именины я понес мешочек с пшеном в подарок… К батюшке на исповедь пришел — мешочек пшена принес… Это была своего рода разменная монета, как теперь пол-литра…
Пришли мы в этот «ОВИР».
— К отцу едете?
— Нет, мы об отце ничего не знаем, — нагло врем.
— Вы что, газет не читаете?
— Газеты читаем, но вы мало о нем пишете. Что он там делает, мы не знаем, восемь лет он нам никакой помощи не оказывал. Писать он нам не писал, ничего не знаем…
В общем, через три дня нам дали разрешение на выезд. Но папа, решив, что нас не выпускают, из Финляндии уже уехал. А второй раз он не имел права туда приехать, потому что эмигранты имели право только раз в году посещать Финляндию.
Вот мы сели и поехали. Мамина сестра довезла нас до границы (Белый остров, по-моему, был) и потом ушла. Мы с сестрой переехали через границу, на следующей станции вошла крупная тетенька: «Здравствуйте, я ваша тетя!» — «Очень приятно!» — «К папе едете?» Тут уж можно было открытым текстом говорить.