— Оно мне надо, — лениво подумал мужчина и уже развернулся, чтобы двинуться к постоялому двору. Своего дома он не имел. Ведь большая часть жизни проходила вне этого мира. Да и в центральном полисе рода Вяземских инф поселился недавно. Так что ему не было особого дела до происходящих тут вещей.
Впрочем, для жизни здесь он имел свои причины. Хоть фамилия и была захудалой, да ещё и в опале. Пару деревень, да тысяч на сто-двести народу городок — вот и все, что осталось, у некогда грозного рода. Да и то население разбегалось. Каждый хотел выполнять повинность в безопасности. А здесь сильных инфов не хватало. Они не всегда могли защитить не пожелавших идти путём возвышения людей. А ведь большинство просто хотело добывать ресурсы в Лоскутном мире, чтобы к 30–40 годам верховная богиня перестала их призывать сквозь Врата, и жить мирно и спокойно.
— Болваны, — выказал свое отношение к черни Олег и почувствовал, как в груди снова похолодало. Так было всегда последнее время. Перекос в развитии давал о себе знать.
Три стихии ему удалось познать и укротить. Вода, воздух и огонь исправно служили адепту, а вот земля не давалась. Причем первая явно превалировала над другими, вызывая дисбаланс и неприятные ощущения. Слишком уж он задержался в средней инфосфере. Необходимо было побыстрее взойти на верхний инф, но, без полного наполнения хотя бы одного из двух источников, прорыва ждать не стоило.
— Хорошо, что я не выбрал развитие первооснов. Тогда шансы возвыситься были бы вообще минимальны, — подбодрил себя Олег и двинулся наперерез прущей к Площади Собраний толпе.
Как это часто бывает в жизни, намерение мужчины убраться восвояси изменил случай.
С достойным восхищения упорством девчушка не старше десяти лет от роду волокла за руку симпатичную, достаточно молодую женщину с потухшим взором.
— Мама, мама, пойдём!!! Нужно выручать братика! — уверено вещало настойчивое чадо, дёргая взрослую с такой силой, что ту аж пошатывало.
— Аня, смотреть на казнь выше моих сил. Ты же знаешь, я ходила просить милости у князя. Меня даже на порог не пустили. Затравили собаками. Мы никто. Полунищие переселенцы из опустевшей разоренной деревни. И бесталанные к тому же.
— Никогда нельзя сдаваться! Никогда, слышишь!! Эх, был бы жив папа!! — взъярилась малышка, но тянуть родительницу за собой перестала.
Она бросила ладонь матери и, ловко лавируя между людьми, пулей понеслась прочь, мигом скрывшись из виду. Новая тактика дала лучший результат, чем «насильное волочение». Увидев, что дочь исчезла, мать заволновалась и куда расторопней, чем ранее, ринулась следом.
— Вот уж бедовая! А ну обидит кто!? — обеспокоенно бормотала женщина, продираясь через поток спешащего на вече народа.
Ноги Олега сами собой развернулись и понесли за заинтересовавшей его парочкой. Женщину он быстро нагнал, вышел вперёд нее и, как ледокол, раздвигал перед нею толпу, позволяя протискиваться все дальше.
Так они и продрались аж в первый ряд предстоящего действа. Малявки нигде видно не было. Зато хорошо можно было разглядеть другое: деревянный настил с плахой посередине. На нем стояло двое: кряжистый, как пенёк, заросший волосами, словно мхом, в закрывающей лицо маске мужчина и высокий, худющий паренёк.
— Палач и тот самый преступник, о котором судачили сплетницы, — сразу понял Олег.
Лёд всмотрелся в лицо мальчишки. Волевое, с приятными чертами, слегка выдающимся вперёд подбородком и густыми русыми бровями. В общем, обычный габитус для парня из славского рода. Таких тысячи на просторах огромной империи. Но было, однако, в нем то, что удивило даже многоопытного инфа. Взгляд приговорённого к смерти не выказывал страха. Юнец с презрением рассматривал гомонящую толпу и улыбался.
— Странно… Почему его не связали? Обычно всех связывают, чтобы не дёргались, — проговорил рядом плюгавый рыжий мужичек.
— Так цэ ж… — икнул сложивший пухлые руки на необъятном брюхе пузан, от которого за версту несло пивным перегаром, — У мене кум у варті працює. Він казав, що клятий душегуб той не боягуз зовсім. Убалакав його не хомутать, обіцяв не дьоргатись та втікати не буде. Всі вої парубка жаліють, але виру платити нікому[1], - говорил толстяк громко и на одном из очень распространённых в империи наречий. Он безжалостно коверкал слова классической речи, тем не менее, все его с легкостью понимали.
Вот уже тысячу лет как старые обиды народов ныне единого государства были забыты. Новые условия не располагали к междоусобицам и национальной розни. Тут бы уцелеть. Однако традиции, обычаи и, конечно же, говор сохранились.