— И как мы, интересно, это сделаем? — хмыкнул я, помрачнев еще сильнее. — Наша главная беда в том, что мама даже не осознает ненормальность своего состояния.
— Да, в этом и заключается вся опасность её болезни, — вздохнул мой собеседник.
— Так как же мы уговорим её покинуть пост правительницы галактики?
— Как бы горько это ни звучало, но придётся пойти на обман. Мы имеем дело с неадекватным человеком, а значит, честный и прямой подход не пройдёт.
— Понимаю, — я серьёзно кивнул. — И я готов пойти на это ради того, чтобы спасти маму от болезни. Но что конкретно ты предлагаешь сделать?
— Мы должны лишить её Осколка Радуги — артефакта, который даёт ей силы. Ведь с ним, находясь в неадекватном состоянии, она может такого натворить, что мы за тысячу лет не исправим.
— Согласен. Вот только как это сделать?
— Тебе придется выкрасть её артефакт, когда она будет спать.
— А вдруг она проснётся? — перспектива обворовывать кабинет матери, у которой, к тому же, не всё в порядке с головой, меня, откровенно говоря, пугала. — Что мне тогда делать?
— Не проснётся. Ты включишь записанную мной музыку, и твоя мама заснет глубоким сном. Самое главное, не забудь надеть звукоизолирующие наушники, а не то ты заснешь вместе с ней. Когда заберешь артефакт, мы переведем Фриггу в психиатрическое отделение, и я постараюсь помочь ей хотя бы на начальном этапе.
— Всё это замечательно, но как же твои соотечественники? Кто даст добро на их появление в нашей галактике, если не Фригга?
— А твоя мама, когда ещё была в здравом уме, разве не говорила, кто должен взять бразды правления, если с ней что-то случится?
— Говорила. — У меня по коже прошёл холодок, и сбилось дыхание. — Это я.
— В самом деле? Значит, никаких проблем не возникнет. Ты примешь титул Правителя Галактики и подпишешь указ, в котором разрешишь моим соотечественникам пересекать границу, а они исцелят Фриггу и вернут всё в привычную колею. Кроме того, мы можем помочь вам противостоять той неведомой угрозе, о которой ты говорил. Ты согласен с моим планом?
— Конечно, — не колеблясь ни секунды отозвался я, решив спасти Фриггу во что бы то ни стало.
— Тогда завтра с наступлением темноты приходи ко мне, и я дам тебе запись с нужной мелодией. И да, постарайся не попадаться матери на глаза.
— Хорошо, — кивнул я и направился к выходу. — Спасибо, тебе, Джаред, — это я произнес, когда уже переступил порог и приготовился закрыть за собой дверь.
========== Бессонная ночь ==========
Этой ночью я так и не смог заснуть, хотя и честно пытался. И дело было даже не столько в моей собственной тревоге за мать, сколько… в моём артефакте. Такого мощного потока негативной энергии он мне ещё никогда не передавал, а это могло означать только одно — таинственная угроза уже очень близко.
Где-то в половине второго я не выдержал, сорвал с себя цепочку и швырнул артефакт на тумбочку, но это не сильно мне помогло, ведь связь между мной и Пересмешником всё равно существовала, и артефакт продолжал передавать мне тревожные импульсы. А плеер с успокаивающей музыкой Джаред мне так и не вернул.
Я лежал на животе, мучаясь от частых приступов головной боли и глядя на артефакт, который то ярко вспыхивал зелёным светом, то угасал, совсем как сигнальная лампочка.
— Да успокойся ты уже, — сказал я артефакту, заведомо зная, что магический предмет не способен анализировать человеческую речь. Дожили, уже с драгоценным камнем разговариваю.
Как я и ожидал, мои слова не возымели никакого действия, а поток негативной энергии только усилился. Я пытался мысленно сузить его, как учила Фригга, но не преуспел: он был уже слишком мощным, и я не мог с ним совладать.
Луна была полной, и в чуть приоткрытое окно проникал таинственный желтовато-молочный свет. Странно: обычно луна дарила мне покой, но сейчас казалось, что в лицо мне светят огромным прожектором и разглядывают меня, причем разглядывают пристально и враждебно.
Я понимал, что всё это не более чем плод моего не совсем здорового воображения, но всё же пытался инстинктивно заслониться от пугающего света. Даже когда я плюнул на всё и укрылся одеялом с головой, я продолжал чувствовать, как по моему телу скользят лучи лунного света, и это нервировало ещё больше.
Борясь с собственными страхами, я от всей души надеялся, что утром мне станет легче, однако мои надежды не оправдались: рассвет не принес ничего хорошего. Да, луна померкла, бесследно растворившись в утренней синеве, но ей на смену из-за горизонта выкатился золотистый солнечный диск, и неизвестно ещё, что было хуже. Солнечные лучи оказались куда ярче, жёстче и агрессивнее лунных. Они заставляли глаза слезиться, и тонкое одеяльце, больше смахивающее на простынь, от них уже не спасало. Ещё немного, и у меня разовьётся настоящая светобоязнь… Не слететь бы со всем этим с катушек вслед за матерью.
Всё вокруг так пугало и нервировало, что я твёрдо решил весь день не покидать номера и ни с кем не разговаривать, а вместо этого попытаться хоть немного успокоиться и прийти в себя. Так я и лежал, поглядывая то на артефакт, то на электронные часы, и ожидая наступления вечера.
Однако совсем воздержаться от общения у меня не вышло. Дело в том, что ближе к полудню ко мне в номер заглянул человек, которого я в свете последних событий меньше всего хотел видеть. Наверное, вы уже догадались, что это была моя мама.
Если бы я лично не разговаривал с ней прошлой ночью, я ни за что на свете не поверил бы, что у матери серьёзное психическое расстройство. Сейчас Фригга была такой же спокойной и невозмутимой, как всегда, и не было ни единой детали, свидетельствующей о том, что она постепенно сходит с ума.
«Если днём твоя мама пока ещё себя контролирует, то ночью у нее регулярно случаются припадки», — всплыли в памяти слова, сказанные Джаредом. А Фригга тем временем обратилась ко мне:
— Ну как ты, Локи? — и голос её был прежним: спокойным, сочувственным и немного печальным.
— Нормально, — я старался ничем не выдать своего волнения, но мне, видимо, не удалось.
— Я же вижу, ты тревожишься. — Мама легко коснулась моей щеки, а я с трудом удержался от того, чтобы отшатнуться: никогда не знаешь, что придет в голову психически нестабильному человеку, и потому лучше не подпускать его слишком близко к себе.
— Это всё из-за Пересмешника. — Отчасти это было правдой, и Фригга не могла уличить меня во лжи. — Поток негативной энергии… Я уже не могу с ним совладать.
— Если бы я только имела возможность, то с радостью помогла бы тебе, но тут я, к сожалению, бессильна, — мама сокрушённо покачала головой.
— Знаю. Ты и так очень многое сделала для меня. Я справлюсь. — Я глядел матери в глаза, пытаясь разглядеть хоть малейший проблеск безумия, но тщетно: ничто не свидетельствовало о том, что рядом со мной стоит сумасшедший.
Интересно, а помнит ли сейчас Фригга о своём ночном припадке? Вряд ли. Если бы она помнила, то, наверное, сама заговорила бы на эту тему, или хотя бы извинилась передо мной. Или, может, сейчас она осознаёт, что начинает сходить с ума, но не хочет придавать этому огласку?
Мне мучительно хотелось спросить Фриггу, которая сейчас казалась совершенно нормальной и адекватной, помнит ли она о нашем ночном разговоре, но не стал этого делать, понимая, что её «нормальность» обманчива, а с психикой сумасшедшего лучше не экспериментировать — себе дороже.
— Ладно, я пойду к себе: у меня полно работы. Но ты можешь приходить в любое время. Я всегда буду рада тебя видеть.
— Хорошо, приду, — напряжённо ответил я за секунду до того, как мама прикрыла за собой дверь. Сдержать это обещание мне придётся всяко: ночью я должен буду выкрасть у матери артефакт.
За весь день больше не случилось ничего примечательного, если, конечно, не считать того, что Пересмешник мучил меня, не переставая. На какое-то мгновение в голове даже мелькнула мысль, не разорвать ли мне с ним связь снова, но я тут же её отбросил, вспомнив, каких усилий мне стоило эту связь восстановить. Своенравный артефакт, как выяснилось, оказался к тому же ужасно обидчивым, и я несколько дней с ним промаялся, прежде чем он соблаговолил вновь признать во мне хозяина. Рисковать второй раз было слишком опасно, и потому мне ничего не оставалось, кроме как стиснуть зубы и терпеть.