Так вот, талант Дрика не вызывал сомнений. Я случайно узнал о его таланте, когда мы разговорились за кружкой пива одним вечером. Такие разговоры, неформальные и без обязательств, часто начинают искать продолжение в совершенно новых темах. И так наши разговоры зашли о литературе.
Честно скажу - моему удивлению не было границ. В этом мире, имея печатные станки и возможность издавать огромные по меркам средневековья тиражи книг, эти самые книги не были популярны. Я вам больше скажу - художественная литература, да и научная с документальной, возводилась в ранг артефактов. Точнее говоря, подобные книги, да и любые другие, были огромной редкостью, имеющиеся лишь в домах богатых и высокопоставленных лиц. В том смысле, что все о них знают, но никто ни разу не прикасался.
Более того, менестрели, писатели и поэты считались в этом мире равными бродягам и нищим. Их искусство презиралось! И это меня поразило до глубины души! Я, слава богу, раньше жил рядом с библиотекой и частенько брал оттуда разные романы, в том числе и классику. К сожалению, на покупку книг денег у меня не было, но я находил возможность читать и читал! Мне это нравилось! Нравился сам процесс. Поэтому меня, частого члена районной библиотеки, которого библиотекари знают в лицо и частенько угощают чайком, ситуация поразила до глубины души!
И Дрик, так же не нашедший свободы творчеству, тем не менее, писал. Его стихи были очень красивы. Они были пусть и не всегда ритмичны и рифмованы, но в них было столько души и чувств, что мелкие недостатки просто затирались! И вот гном прочитал мне одно из своих стихотворений, которые записывал в потрепанную книженцию:
Наш мир стал немощным и падким,
Погряз во лжи и наслаждении.
Правда мрет под ложью сладкой,
Не видно миру уж спасенья.
Возвысились те пожеланья,
Что низменны. Ужасны. Гадки.
И скрыли мира увяданье,
Блеск злата, подлые подкладки.
Давно уж в мире не в чести,
Без денег встать за отчий дом.
Приходится простым нести
Бремя, чтоб накрыт был стол.
Ведь как живется беднякам?
Так, как желают богачи.
Трудом живут по медякам.
А те лишь златом за 'молчи'.
Продаться можно за гроши,
Врагу. За то, что друг дал меньше,
И правят миром богачи,
Живут судьбой противной, грешной...
Естественно, я слушал далеко не рифмованный русский перевод амулета. Но я специально попросил Дрика заново прочитать этот стих, который, к слову, гном не закончил, но на этот раз я отложил переводилку в сторону. И должен сказать, что стих все равно затронул душу, пусть я и не понимал слов. Жаль, такого таланта у меня нет. Хотя, может и есть, да нет возможности ему раскрыться.
Я в меру своих способностей перевел этот стих вместе с рифмой и ритмом на великий и могучий. Как же хорошо, что проблем с бумагой и пишущими приборами вроде очень популярных здесь карандашей, здесь нет. Да, тут уже есть довольно приличные карандаши, качеством намного выше тех, к которым я привык пользоваться на Земле. Они практически не портятся в воде, их тяжело сломать, одного хватит на довольно длительный срок. К сожалению, стирать карандашные записи нет возможности, да это уж не такая проблема, чтобы из-за нее беспокоиться.
У меня тоже была книжка. Ну как книжка - это были чистейшие листы бумаги в твердой обложке. При желании, можно было написать все что угодно, не беспокоясь о пропаже или порче записей - делали книги гномы на совесть. И в эту книжку, на первой же странице, я сделал запись: '12 июля 2014 года в 10:43 по московскому времени я, разговаривая с гномом по имени Дрик, услышал красивый стих из его уст. Впредь постараюсь собрать как можно больше произведений местных писателей, так как в этом мире не просто с литературой'.
Ну что же, не будем о думать грустном! Поэтому перейдем к приятному - выплата долга сотнику ускорилась. За первую седмицу я заработал восемнадцать серебряных, что вместе с двенадцатью серебряными от Торклу Мея покрыли ровно половину долга. Этот факт настолько меня обрадовал, что я решил его отметить. Несмотря на то, что в таверне народа был минимум, да и у большинства не было лишних денег, я устроил грандиозную попойку. Подоспевшую стражу тоже умудрился споить, так как во всю глотку орал 'Ой, мороз...', распространяя по таверне собственные эмоции и настрой. А настрой у меня был соответствующий.
Честно говоря, алкоголь был мне необходим. Я незримо тосковал по родине. Не по политикам, не по машинам, не по городам, не по высокотехнологичным товарам - я тосковал по России. Я вспоминал березы, виденные мною в лесу. Вспоминал красивую рощицу, в которой был не менее красивый пруд с чистой ключевой водой, вспоминал, как в этом самом пруду ловил рыбу. В общем, ностальгия грызла меня. А объемная работа и небольшие дозы алкоголя помогали мне избавиться от боли в душе, пусть и даря взамен боль в теле и отнимая здоровье.