— Заведите их за выступ, сторожевой башни, — кричал он Перу. — Там будет мертвая вода. Спустите их ниже моста.
— Акча! Очень хорошо! Я знаю, что делать. Мы их привязываем канатами, — раздалось в ответ — Ге! слышите Чата сагиба? Он здорово работает.
С другого берега реки доносился почти немолчный свист локомотивов, вместе с грохотом падающих камней. Гичкок в последнюю минуту употреблял запасы Таракисского камня для укрепления своих откосов и насыпей.
— Мост хочет бороться с матушкой Гунгой, — сказал Перу, смеясь.
— Но, когда она заговорит, я знаю — чей голос окажется громче.
Целые часы голые люди работали при свете фонарей, оглашая окрестность криками. Ночь была жаркая, безлунная. К концу ее небо покрылось тучами и поднялся ветер, который сильно встревожил Финдлейсона.
— Она двигается! — сказал Перу перед рассветом. — Матушка Гунга проснулась! Слушайте! — Он опустил руку за борт лодки, и струя с ропотом пробежала между пальцами. Маленькая волна с сердитым плеском лизнула стенку быка.
— За шесть часов раньше срока, — сказал Финдлейсон, озабоченно морща лоб. — Теперь ни за что нельзя ручаться. Надобно отозвать рабочих от реки.
Снова прозвучал большой гонг, снова раздался топот голых ног по земле и звяканье железа; стук работ прекратился. Среди наступившей тишины слышен был сердитый шопот воды, приближавшейся по истомленному жаждою песку.
Уходя, приказчики один за другим прокричали Финдлейсону, который стоял около сторожевой башни, что их участки реки очищены, и, когда смолк последний голос, Финдлейсон поспешил на мост. Он дошел до того места, где прочная настилка сменялась досками, положенными для временного употребления над тремя центральными быками, и там встретил Гичкока.
— Все-ли чисто с вашей стороны? — спросил Финдлейсон.
— Да, и восточный канал уже наполняется. Все наши рассчеты сбиты. Когда дойдет до нас самое наводнение?
— Ничего нельзя знать. Она поднимается удивительно быстро. Смотрите! — Финдлейсон указал на доски внизу, под тем местом, где он стоял: песок, раскаленный зноем, загрязненный работами последних месяцев, начинал шипеть и тихо журчать.
— Какие будут распоряжения?
— Сделайте перекличку, составьте счет запасным материалам, сидите и молитесь за мост. Это все, что я могу придумать. Не рискуйте жизнью, стараясь спасать то, что унесет вода.
— О я буду так же осторожен, как вы. Доброй ночи! Господи, как она прибывает! А вот и дождь пошел по настоящему!
Финдлейсон вернулся на свой берег, прогнав последних заклепщиков М'Картнея. Рабочие стояли на насыпи, не смотря на дождь и утренний холод, и ждали наводнения. Один только Перу еще держал свою партию за выступом сторожевой башни, где стояли суда, привязанные канатами, проволочными веревками и цепями.
Пронзительный крик пронесся по всей линии и превратился в вопль не то страха, не то удивления: вся поверхность реки, от одного обшитого камнями берега до другого, вдруг побелела и дальние откосы исчезли под брызгами белой пены. Матушка Гунга быстро поднялась в уровень с берегами, посылая вперед целую стену воды шоколадного цвета. Среди шума волн послышался какой-то резкий звук, то был стон опустившихся арок, так как поток унес подпорки, поддерживавшие их основания. Суда с камнями ворчали и толкали друг друга среди прибоя волн, омывавшего каменные устои, и их толстые мачты поднимались все выше и выше к неясной линии неба.
— Пока она не была заперта между этими стенами, мы знали, что она сделает. Теперь, когда она так закована, одному Богу известно, что будет, — сказал Перу, наблюдая за бешеным водоворотом вокруг сторожевой башни. — Ого! Битва началась! Бейся изо всех сил, так скорей устанешь!
Но матушка Гунга не желала биться так, как хотел Перу. После первого приступа с верховья не надвигалось больше водяных стен, но вся река, словно змея, которая, напивается в жаркое лето, как-то пучилась; она пробиралась все выше и выше по каменной кладке и вздымалась около быков, так, что даже Финдлейсон начал сомневаться в прочности своего произведения.
Когда настало утро, поселок открыл рот от изумления.
— Еще вчера вечером, — говорили друг другу рабочие, — на дне реки стоял целый город! А посмотрите-ка сегодня!
И они с удивлением глядели на глубокую воду, на бегущие волны, которые лизали головы быков. Противоположного берега не было видно, дождь закрывал его словно завесой, под которой исчезала и часть моста; вверх по реке каменные откосы берега можно было отличить только по прибою волн и по пене, кружившейся около них, а ниже река, освобожденная от сковывавших ее оград, разлилась словно море, до самого горизонта. Поток приносил от времени до времени то труп человека или быка, то обломок тростниковой крыши, которая стукалась о бык моста и исчезала.