Каменотес сдернул было свою шапчонку, но торфяник обругал его:
– На кой черт шапку ломаешь? Не божье это слово.
Тогда каменотес опять надел шапку, как надета она была и у возчика, совершавшего вместе с ребенком погребальный обряд. Некоторое время все постояли с опущенными головами, словно читая про себя «Отче наш». Сбросив на гроб землю и произнеся вслед за возчиком подобающие случаю слова, Рийя последний раз заглянула в могилу. Вдруг она с криком выпростала руки из-под платка и протянула их к зияющей яме, как будто увидела там что-то необычайное. Все невольно вздрогнули от этого детского крика. Возчик, стоявший вместе с ребенком на краю могилы, волей-неволей бросил взгляд на обмотанный веревкой гроб, но тут же отпрянул назад, словно ужаленный змеей: на крышке гроба сидело маленькое черное животное с длинным хвостом. На круглой голове животного сверкали небесно-голубые глаза, – они, не мигая, смотрели вверх, прямо на возчика. Тот, онемев от ужаса, оттащил кричащего ребенка от могилы, схватил лопату и начал засыпать яму; остальные последовали его примеру. Но не успели еще первые комья земли стукнуться о крышку гроба, как черное животное с небесно-голубыми глазами и длинным, задранным вверх хвостом выскочило наружу и начало сновать между могилами, а в следующий момент исчезло, как привидение. От него осталась лишь струйка голубого дыма, но и она рассеялась так же быстро, как и возникла.
Девочка все еще кричала звонким голосом, протягивая ручонки не то к могиле, не то вслед исчезнувшему зверьку с небесно-голубыми глазами, – куда именно, никто не мог понять. У возчика, предположившего, что Рийя потянулась за зверьком, снова развязался язык, и он сказал:
– Видали?
То ли другие не расслышали его вопроса, то ли они окаменели со страху, но никто из них не проронил ни слова; словно в сердцах, они швыряли землю, пока над могилой не вырос холмик. Когда все собрались уходить, вскинув лопаты на плечи, оказалось, что пропал ребенок – как сквозь землю провалился. Сперва подумали, что девочка убежала к телеге, но и там ее не нашли. Тут все вопросительно уставились друг на друга, и снова великий страх сковал их сердца. У всех было одно общее желание: поскорее бы убраться отсюда! Суетясь и толкаясь, они поспешили отвязать лошадей и влезли на телегу.
Но как раз в этот момент к ним подошла жена церковного служки и спросила:
– Где девочка?
Все четверо сделали вид, будто не слышали ее вопроса, поэтому женщина спросила снова:
– С вами была девочка, где она?
– Убежала за зверем, – ответил возчик нечистот, у которого была повязана голова.
– За каким зверем? – в недоумении спросила женщина.
– За тем самым, с голубыми глазами, – объяснил возчик.
– Послушайте, тут что-то не так, куда вы дели девочку? – все настойчивей выспрашивала женщина, чувствуя, как в груди у нее холодеет от ужаса.
– Я ведь сказал: убежала за зверем, – еще раз повторил возчик.
– Ну да, больше мы ничего не знаем, – поддержал его каменотес.
– Вы с ума сошли! – закричала женщина. – Если вы не скажете сейчас же, что сделали с ребенком, я сообщу полиции.
Но отъезжавшие уже взобрались на телегу и принялись дубасить своих кляч, чтобы прибавить им прыти, – телега с грохотом выкатилась из кладбищенских ворот. Женщина, широко открыв глаза, долго глядела им вслед, а потом с опаской направилась к только что засыпанной могиле. Она боялась увидеть что-нибудь страшное и от испуга заполучить волдырь или рожу. От такой беды ее предостерегали и цыганка, гадавшая ей по руке, и двоюродная сестра, которая предсказывала по картам.
Однако возле свежей могилы не оказалось ничего страшного. Чтобы сократить дорогу, женщина избрала путь прямо между могилами, рассуждая про себя: куда же в самом деле мужики могли задевать ребенка? Вдруг она остановилась и изумленно прошептала:
– Вот где она!
Под кустом сирени преспокойно спала Рийя, положив голову на заросший травой могильный холмик. С минуту женщина глядела на ребенка и улыбалась. Потом ей вспомнилось, как девочка недавно плакала у ворот кладбища, как сама она тогда растрогалась, и снова женщина произнесла свои прежние слова, только еще ласковей и радостней:
– Ах ты крошка моя! Ах ты цыпленок мой маленький!
И, осторожно взяв на руки спавшую под кустом девочку, она понесла ее домой.
Эпилог
Уже в который раз наведывается Нечистый к небесным вратам. Хочется ему узнать, обрел ли он вечное блаженство, живя на земле в образе человека, или нет. Долго приходится стучать, но вот, наконец, апостол Петр отпирает врата.
– Сто лет минуло, я и пришел снова, – говорит Нечистый Петру.
– Так быстро? – удивляется тот.
– Когда ждешь, время ох как долго тянется.
– Велико долготерпение господне.
– Стало быть, еще не решили?
– Нет еще.
– Нельзя ли как-нибудь поторопиться?
– Увы, это возможно лишь на земле, где считаются со всякими отношениями и связями.
– Да ведь такая волокита может тянуться до самого светопреставления, – безнадежно говорит Нечистый.
– Ничего не поделаешь. Сейчас идет сбор дополнительных данных о твоей земной жизни.
– Что же будет пока с адом?
– Придется как-нибудь выкручиваться. Нельзя ли придумать чего-либо новенького?
– Ребята мои со скуки все время занимаются опытами. Последняя адская новинка заключается в том, что дамы сами стирают белье своих детей; кроме того, с тела у них сводят краску, и на коже выступают складки, скрытые косметикой. Моя старуха говорит, что душа у них выглядит после этого вроде молоки у соленой салаки. а плоть – как жухлая, сморщенная ботва. Зеркала у нас всюду даровые – глядись, сколько душе угодно.
– А с мужчинами что делают?
– С ними у нас так: хочешь развлечься – ступай пешком, а отправляешься в путь по делам – езжай. Таким образом расходы по благоустройству дорог в преисподней снизились на семьдесят пять процентов. Кроме того, мы испытываем на боксерах, штангистах и прочих силачах влияние следующей процедуры: они учатся поднимать вручную петли на женских шелковых чулках. Нам еще, правда, не известно, какие фабрики выпускают самые дрянные чулки, чтобы использовать их в наших опытах, но во всяком случае дело сейчас на мази. Планом предусмотрено еще и следующее: сделать так, чтобы мотор управлял человеком, а не наоборот. Таким путем мы надеемся избавиться от перегрузки крематория и снизить цены на могильные участки, иначе неимущих некуда класть. Еще подумываем…
– Ну вот видишь, дорогуша Нечистый, из старья тоже можно создавать что-то повое, стоит только правильно взяться, – перебивает Петр рассказчика.
– Но без притока новых душ всего этого мало. И я предупреждаю еще раз: если развалится ад, то и раю скоро конец, потому что страх воздействует на человека сильнее, чем блаженство.
– И по-моему так, а поэтому, я думаю, мы должны держаться вместе и идти рука об руку.
– Для этого на небесах придется пересмотреть политику. По существу такая ревизия не трудна. Вы же видите, что происходит на земле: вера, которая должна приобщать людей к блаженству, бедных и слабых изнуряет, а богатые и сильные с ее помощью нагоняют жир.
– Дорогой Нечистый, может быть, господь милостью своею повелел быть по сему. И разве можно кого-нибудь осуждать за то, что он живет по божеским предначертаниям? А кроме того, не судите, да не судимы будете!
– А меня небось судят, к тому же в течение сотен лет!
– Ты – Нечистый, вот почему.
– На земле я был человеком.
– Из-за этого-то и трудно что-либо решить насчет спасения твоей души.
Нечистый собрался было уйти, но обернулся, посмотрел еще раз на своего друга Петра и грустно сказал:
– Должно быть, зря я жил на земле.
– Теперь у тебя хоть надежда остается.
– Какая надежда?
– Ну, на то, что обретешь в конце концов блаженство и сможешь дальше содержать преисподнюю.