Поймать такую крупную змею оказалось довольно просто — бери за хвост и тяни к себе, пока не схватишь позади головы. Так я и сделал — вытащил разъяренную анаконду из подлеска и схватил позади головы, прежде чем она смогла повернуться и укусить. Она была всего девяти футов длиной, так что я великолепно справился с ней в одиночку — чтобы совладать с более крупным экземпляром, мне потребовался бы помощник. Схватив анаконду за шею, я просто прижал ее к земле; тут подоспел мой приятель, и мы вместе засунули извивающуюся и шипящую добычу в мешок.
При ловле змей любых видов, даже таких, как анаконда, необходимо соблюдать следующее правило: по возвращении в лагерь непременно осматривать их. Для этого существует несколько причин. Во-первых, как бы осторожно ты ни поймал ее, есть опасность, что у змеи оказалось поврежденным одно из ее тонких ребер, а это причинит немало хлопот. Во-вторых, нужно убедиться, нет ли на ней клещей, а если таковые имеются, удалить их — ведь змее весьма затруднительно сделать это самой. Клещи прицепляются между чешуйками, иногда в таком количестве, что чешуйки отваливаются и из-под них проглядывают проплешины. Поэтому, если хочешь, чтобы с внешностью рептилии ничего не случилось, необходимо избавить ее от клещей.
Хуже всего то, что просто так оторвать клеща нельзя: если под поверхностью кожи останется его ротовая часть, то на этом месте появится небольшая ранка, которая рискует превратиться в долго заживающую язву. Лучше всего удалять клещей с помощью небольшого количества парафина, а если такового нет, то просто прижигать их сигаретой. Тогда они разожмут челюсти и отвалятся сами.
Кроме того, нужно выяснить, нет ли на рептилии старых ран: вдруг она нуждается в помощи! Когда змея регулярно по нескольку раз в год меняет кожу, старая кожа остается лежать блестящим прозрачным слепком самой хозяйки. Но при этом должны еще отвалиться две похожие на часовые стекла чешуйки, покрывающие глаза. Нередко змея, пытаясь скорее избавиться от старой кожи, рвет ее, ползая через колючие растения и по острым скалам, и хотя кожа, неизбежно слезает, чешуйки на глазах могут и остаться. Это приводит к частичной слепоте змеи, а если они остаются надолго, то и к полной. Поэтому у вновь пойманной змеи нужно непременно осмотреть глаза.
Глава семнадцатая
История обезьянки по имени Кай, енота по имени Пух и единственной муравьедицы-кинозвезды, которую звали Сара Хаггерзак
Чако не отличается разнообразием, но в ходе экспедиции нам все же посчастливилось приобрести экземпляр одного из самых редких видов. Он называется дуркули, или обыкновенная ночная обезьяна, — единственный вид ночных обезьян. У нее огромные глаза, похожие на совиные; спинка серебристо-серая, а брюшко и грудка лимонно-желтые. Днем эти обезьянки спят в дуплах деревьев и в других темных местах, а вечером, как только спускается тьма, вылезают из укрытий и большими компаниями странствуют по лесу в поисках пищи — фруктов, насекомых, древесных лягушек и птичьих яиц.
Когда мы поймали Кай — так мы ее назвали, она была очень худой и выглядела весьма несчастной, но несколько недель хорошей кормежки (а молока и рыбьего жира ей давали вдоволь) сделали свое дело: она стала очаровательным и совершенно ручным существом. Правда, она очень нервничала, так что к ней требовался несколько иной подход, чем к другим обезьянам. Я сделал ей изящную клетку, в верхней части которой находилась квадратная спаленка. Кай была, как и все обезьянки, очень любознательной и не могла оставаться равнодушной к тому, что происходило вокруг. Поэтому даже днем, когда она, как и положено, дремала, она всегда наполовину высовывалась из спаленки, и головка ее забавно покачивалась во сне. Но если в лагере что-то происходило, она тут же просыпалась и, преисполненная любопытства, принималась что-то щебетать.
Она не признавала никакой пищи, кроме молока, крутых яиц и бананов; иногда оказывала нам великую милость и съедала ящерицу. Насекомых она, судя по всему, очень боялась, а когда я предложил ей древесную лягушку, она взяла ее в лапу, понюхала и с отвращением отбросила, а затем резким движением вытерла лапу о стенку клетки. К вечеру она оживлялась и была готова к игре: скакала туда-сюда по своей клетке с сияющими глазами, напоминая мне лемуров-галаго, которых я собирал в Западной Африке. Она ревновала нас к другим животным, особенно к еноту-ракоеду по имени Пух.