Глеб Соколов
Новый Орлеан. Страх сжигает душу
1.
Катин сидел в маленьком баре, затерянном на одной из улиц, прилегавших к Канал Стрит.
«После наступления темноты бродить там не советуют и в другие времена… А уж тем более сейчас…» – вспомнились ему слова служащего из «Рэдиссона». – «Мы говорим туристам: пусть вас не вводит в заблуждение то, что днем многие здешние улицы выглядят симпатичными и вполне безопасными. Вот пожалуйста…»
Служащий выложил на стол распечатанную из Интернета карту. Она была сплошь испещрена разноцветными кружочками, квадратиками и треугольничками.
«Наиболее частые преступления по улицам Нового Орлеана. Можно доверять. Составлена на основании полицейской статистики… Я не могу вас заставить. Но вы сами должны понимать: ураган надвигается. Он ударит с такой силой, что город окажется погребенным под десятиметровой толщей воды. Вы можете себе это представить?!… Десять метров!… Ваш номер на втором этаже. Думаю, обязательно окажется под толщей воды… Может произойти настолько быстро, что вы даже не успеете выскочить…
– Вы уверены? – равнодушно спросил Катин.
– Никто не знает… Все бегут!… – почти что закричал гостиничный служащий, которого поведение постояльца выводило из себя. – Даже коренные жители не хотят оставаться… Вы – единственный турист, который не хочет уезжать. Вы – странный человек!
– Я заплатил за эти дни… Можете считать, что я любитель острых ощущений.
– Воля ваша. Но мой вам совет: сматывайтесь отсюда так же, как это делают все остальные. Да поскорее!… Если вас не убьет ураганом, если вы не утонете в воде, с вами все равно обязательно что-нибудь случится. По этому городу нельзя болтаться, как это делаете вы… Я вам говорю вполне серьезно…
Катин не хотел трезветь. Пиво «Миссисипи Мад» оказалось очень воодушевляющим… Чего нельзя было сказать о тех результатах, которых он достиг до сих пор в своей миссии в Новом Орлеане.
2.
Шесть дней назад в главном офисе одной не слишком афиширующей свою деятельность российской организации два человека сидели друг напротив друга по разные стороны неширокого переговорного столика. Сторонний наблюдатель отметил бы, что один из них одет в строгий черный костюм и черный же галстук, другой же – совершенно в противоположном стиле – в новенькие джинсы фирмы «Москино», рубашку «Демарини Эксклюзив» и ботинки «МакРэ». Впрочем, сторонний наблюдатель в принципе не мог оказаться в этой комнате. За тем же, чтобы он не смог узнать содержание разговора или, не дай бог, сфотографировать происходившее за двойными звуконепроницаемыми окнами, следили.
– Софронов стал руководителем нашей службы уже после того, как его дети, сын и дочь, они почти ровесники… Почти, потому что брат немного старше сестры. Так вот, он пришел на свой пост из гражданской организации уже когда его дети были в Америке… Сейчас не старые времена… – упредил РШ вопрос Катина. – Никаких причин, по которым бы детям руководителя секретной службы возбранялось бы находится на территории Соединенных Штатов нет.
Катин, – а это он был в джинсах и фривольной рубашке, – молча слушал начальника.
– Но есть причины, по которым, если эти дети пропадают, причем неожиданно, специальные службы должны очень встревожиться и предпринять немедленные действия…
Катин по-прежнему никак не реагировал на то, что говорил РШ.
– Впрочем, мы полагаем, что это исчезновение деток никак не связано с занятиями их отца…
– Сколько им лет?…
– Сыну двадцать девять, дочери двадцать шесть. Зовут Андреем и Алисой… Мы полагаем, что у нее негритянский любовник. Девушка всегда отличалась взбалмошным нравом и скандальными любовными похождениями. Полагаем, любовник этот так ужасен, что семья никак не может примериться с его существованием. Она убежала с ним в Новый Орлеан. Ты знаешь, это черная столица Соединенных Штатов…
Катин покивал головой.
– Брат поспешил следом за ней. Вытащить ее оттуда…
– Откуда все это известно? – это был второй вопрос, который Катин задал в течении всего этого разговора.
– Сотрудники посольства провели свое маленькое расследование. Ее видели с афро-американцем, затем она звонила в одно авиаагентство, работающее так же с нашим посольством, и интересовалась билетами до Нового Орлеана. И потом, совсем недавно, она ответила по мобильному на звонок отца и сообщила, что находится в Новом Орлеане.
3.
«Придется по возвращении подать в отставку!» – как о чем-то сам собой разумевшемся подумал Катин.
Миссия его закончилась полным провалом и он знал, что подобной неудачи коллеги ему не простят. Слишком большими привилегиями пользовался он в секретной службе, чтобы возвращаться ни с чем. А главное, он сам себе не мог простить неудачи… Девчонка и кинувшийся вдогонку братец провалились, как сквозь землю. И это при том, что на Катина успело поработать несколько здешних частных детективов. Через них полуофициальным образом была задействована и полиция.
На стене рядом со столиком висел портрет. Мулат, живший с 1877-ого по 1931-й, что следовало из подписи, улыбался одними уголками толстогубого рта. Катин всматривался в глаза человека в рамке. Странно, в них при желании можно было прочитать и усмешку, и смертельную тоску. За время своего короткого пребывания в Новом Орлеане Катин уже успел познакомиться с историей Бадди Болдена – а это был изображен именно он. «Легендарный пионер джаза», как следовало из подписи под портретом, стал проявлять признаки психического заболевания примерно за год до своего тридцатилетия. Развязка наступила стремительно: после буйной попытки убить жену и тещу он был отправлен в сумасшедший дом, где и находился безвылазно до самой смерти.
Теперь историки музыки сходились во мнении, что именно Бадди следует считать основоположником джаза. Кое-кто с едкой иронией спрашивал: до какой степени мы обязаны революцией в популярной музыке душевному недугу Болдена?…
В этом городе все было пропитано негритянской музыкой бывшего рабовладельческого Юга: в многочисленных кафе и барах музыканты вживую исполняли джаз, блюз, свинг… Парк неподалеку носил имя Луи Армстронга. Этот тоже орлеанский уроженец: в детстве вместе с матерью и сестрой зарабатывал на жизнь тем, что вытаскивал из помойных бачков гостиниц объедки и продавал их на улице неграм, желающим подкрепиться. Знакомству с музыкой Армстронг был обязан своим криминальным наклонностям. Парнишкой раздобыв пистолет, видимо от избытка чувств, устроил на улице стрельбу. Его задержали и поместили в соответствующее учреждение для несовершеннолетних, где один из воспитателей стал учить его игре на музыкальных инструментах…
Мулата с портрета тоже весьма чтили. Собственно, его историю Катин узнал, прочитав текст на флаерсе, зазывавшем послушать музыку в локальный бар. Флаерс ему всучил возле какого-то маленького, жалкого домишки бойкий негр. Оказалось, что в домике когда-то жил сам великий пионер джаза. Фасад маленького деревянного домика, поразительно напоминавшего убогими очертаниями деревенский домик где-нибудь в средней полосе России, имел два окна и две двери. Хибара делилась на две части, каждая из которых имела своего владельца. Половина Болдена – правая. В ней до сих пор кто-то живет, – с прошлого века ничего не изменилось. К двери ведет каменная ступенька. Сидя на ней, легендарная личность «Король» Болден, от музыки которого, по свидетельствам современников, «ребятишки в Новом Орлеане моментально становились с ног на голову», любил музицировать. Нечто вроде русского деревенского гармониста, играющего на завалинке.
Черт его знает, не это ли генетическое родство по нищете потянуло Алису из шикарного Нью-Йорка в негритянский Новый Орлеан? Здешний парень оказался ближе и понятней, чем высокомерные англосаксы?… Хотя, она ведь никогда не жила в нищей русской деревне… Напротив… Черт их разберет, все эти гены!…
Катин опять уставился на портрет: на шее Бадди – белая бабочка, очень короткие черные волосы по тогдашней моде аккуратно разделены на пробор. Даже самый изощренный физиономист не углядел бы в этом молодом человеке будущих двух попыток убийства и безвылазных двадцати пяти лет в сумасшедшем доме. Эх, Алиса, какая отчаянная любовь привела тебя сюда, на Юг?!…