Обстановка в колонии не слишком отличалась от его прежнего житья-бытья в детском доме, так что к лагерным неписаным законам Родион адаптировался довольно быстро и мотал срок без проблем. Жил мужиком, стараясь не участвовать во внутренних разборках и не примыкать ни к одной из противоборствующих группировок.
Коренной перелом в его положении произошел через семь месяцев. Отработав в дневную смену, Родион по просьбе бригадира среди ночи вернулся в цех. Нужно было еще раз проверить, надежно ли припрятано доставленное с воли бухло, и захватить с собой пару бутылок. Для удобства транспортировки водка обычно переливалась в пластмассовую тару.
Порядки на этой зоне царили довольно-таки либеральные. С охранниками за деньги можно было договориться практически обо всем. Все жили по принципу: «Одни сидят, другие охраняют. Мы стараемся друг другу не мешать».
Родион без осложнений проник на «промку» и, захватив двухлитровую пластмассовую бутылку из-под пепси-колы, собрался уже отправляться в обратный путь. Выбираясь из укромного уголка, где в заваленном пустыми мешками ящике находился грев, он услышал резкие голоса. Насторожившись, Родион остановился. Здесь явно происходила какая-то разборка.
С первых же часов пребывания в неволе он накрепко усвоил золотое правило выживания: никогда не встревать в чужие дрязги, поэтому и застыл в нерешительности. Что делать? От находившихся в цеху людей его отделял лишь лист фанеры. Уйти другим путем было невозможно — ящик, в котором хранили «контрабанду», стоял в тупике. Однако если он останется здесь, то окажется в двусмысленном положении. Вдруг решат, что он подслушивал? Это был бы уже конкретный «косяк», за который могли спросить по всей строгости.
В конце концов, рассудив, что бояться ему, в сущности, нечего, Родион вышел из своего укрытия — и сразу понял, что не ошибся в предположениях. Назревала драка или, скорее, даже убийство. Парень застыл на месте.
В углу возле пилорамы стоял заключенный по кличке Юг. Его знали все арестанты — он был из блатных, причем находился почти на самой вершине их иерархической лестницы. Сейчас этот крепкий черноволосый мужчина сжимал в руке нож. Он набычился, готовясь в любую секунду нанести или отразить удар.
Напротив Юга находились четверо. При появлении Родиона все взгляды обратились на него. Повисла пауза.
— Чего тебе надо?! — наконец гаркнул один из противостоявших Югу людей, высокий широкоплечий мужик лет сорока с угловатым костистым лицом. В его кулаке была зажата заточка — длинный напильник, умело доведенный до остроты штыка.
Родион пожал плечами, поняв, что, сам того не желая, стал ненужным свидетелем. Вспомнил он и этого зэка с пикой. Кличили его Викелом. Он возглавлял группировку, опиравшуюся на лагерную администрацию. Про них по зоне уже давно ходили нехорошие слухи, а лично Викелу приписывали несколько нераскрытых убийств, происшедших в лагере за последнее время. Этот бычара мотал срок за нанесение тяжких телесных повреждений и имел репутацию настоящего головореза.
Когда он сделал шаг к Родиону, у того похолодело в груди. Небрежно покручивая в узловатых татуированных пальцах заточку, Викел зловеще прохрипел:
— Вали отсюда, фраер. Живо! Иначе сам под замес попадешь. И хлебало свое не раскрывай, понял? Ничего ты не видел и не слышал. Тогда и дальше будешь землю топтать.
Тут за спиной Викела неожиданно началась возня. Родион понял, что противники от угроз перешли к делу. Не желая ненароком получить ножом в бочину, он попятился, но, споткнувшись о деревянный брусок, растянулся на усыпанном опилками полу.
Казалось, Юг был обречен. Все четверо его врагов были вооружены кто ножом, кто стальным прутом. Но пока Викел стращал Родиона, блатной понял, что пора самому переходить в контрнаступление. Рывок вперед, молниеносный взмах рукой — и один из противников отпрянул. Остро отточенная финка рассекла ему лицо. Юг метил по горлу, но немного не рассчитал. Шипя от боли, раненый зэк, тем не менее, не вышел из строя. Зажимая свободной рукой кровоточащий порез, он вместе со своими кентами ринулся в бой.