— Да это… Ко мне и пойдемте. — Можаев сразу засуетился, метнулся к крыльцу и распахнул дверь. — Милости прошу! Тут и поговорить можно, если у вас дело какое… А насчет машины не беспокойтесь. Нет тут никого.
— А курсанты? — с сомнением обернулся Полтинник. — Народ-то у вас бедовый…
— Так и их сейчас нет. По домам разъехались, отдыхают. Один я здесь. Заходите.
Обстановка комнаты была чрезвычайно убогой. На столе стояли бутылка из-под дешевого портвейна, грязный стакан и пустая консервная банка, служившая пепельницей.
Родион уселся на заскрипевший под его тяжестью стул и бросил на стол начатую пачку сигарет. Можаев ринулся мыть стакан.
«Засуетился, бедный, едва спиртное увидел! — думал Серебряков. — Алкаш, и к бабке не ходи! Нет, это подстава. Хотя вполне может статься, что официально руководителем этого лагеря числится именно он. Возможно, сам Райский вообще, как говорится, в списках не значится. А что? Неплохо придумано. Чему может научить этот босяк? Ни вреда от такого инструктора, ни пользы. Никакая комиссия ничего не заподозрит».
— Вы — бывший военный? — спросил он, отвинчивая крышку. Чистые стаканы уже стояли на столе. Можаев не без гордости ответил:
— Конечно. Две войны прошел. В Анголе и Афганистане. Уволился в звании майора. Вернее, того… Уволили.
— Ну, давай, майор! За мирное небо над головой!
Они чокнулись. Родион едва пригубил: не хотелось нагружаться на жаре. Зато Можаев выпил свою порцию до конца, мелкими судорожными глотками.
С шумом выдохнул. Похоже, ему сразу стало лучше. Морщинки на небритом лице разгладились, глаза повеселели, на губах заиграла улыбка. Он достал пачку «Беломора». Полтинник пододвинул к нему свои «Мальборо».
— Угощайтесь. Это настоящие, штатовские.
— He-а. Не берут они меня. Слабенькие. Что куришь, что не куришь — один хрен.
Родион налил отставнику еще. Пусть размякнет.
— А себе? — для приличия спросил Можаев.
— Мне еще в город ехать. Боюсь, развезет. Как-никак, почти шестьдесят градусов.
— Да ну? Что, правда шестьдесят? Ты смотри, как самогон хороший! И на вкус ничего, наизнанку не выворачивает. Ну, твое здоровье!
После третьей порции Можаев уже стал своим в доску парнем и охотно отвечал на вопросы Серебрякова. Тот все больше убеждался в том, что Можаев — только ширма. За его спиной стоит Райский.
Родион сделал вид, что тоже слегка опьянел. Снял пиджак, расстегнул рубашку, продемонстрировав висевший на груди массивный золотой крест. Придвинулся к собеседнику поближе:
— Ты знаешь, Василий Никанорович, я ведь вот по какому делу. Люди мне нужны надежные. Понимаешь? Чтобы положиться на них можно было. Думаю твоих курсантов подключить…
Можаев махнул рукой:
— Да какие они мои! Я тут так… Честно тебе скажу, тут другой человек всем распоряжается. Тебе именно с ним встретиться нужно.
— Сведешь? С меня, естественно, причитается. Кстати, кто он?
— Толиком зовут. Серьезный мужик. Он и пацанов наших тренирует.
— Телефон его знаешь? — Родион потянулся за своим мобильником.
— А то! Конечно знаю. Только он по пустякам тревожить себя не велит. Сильно занятой. У него знаешь какие связи? Ого-го! И с чиновниками, и с бандитами. С ментами опять же. Так что помочь тебе он сможет. Вот что, давай так. Как только он приедет, я про тебя расскажу.
— А когда он должен нарисоваться? Я очень спешу.
— Ну-у, не знаю… На той неделе точно. Не переживай, Толик здесь часто бывает.
— Нет, Никанорыч, так не пойдет. Мне с ним немедленно встретиться нужно. Лучше бы прямо сейчас. У меня бизнес, понимаешь? Я с каждым упущенным днем большие бабки теряю.
Убеждая отставника, Полтинник как бы невзначай достал из кармана добротное кожаное портмоне и, раскрыв его, засветил пачку денег. Отсчитав четыре пятисотенные купюры, кинул их на стол.
— Давай звони. Или номер продиктуй, я сам с ним свяжусь.
Можаев задумчиво погладил лежавшие на столе деньги. Искушение было слишком велико. Он схватил их и спрятал в карман рубашки. Потом покачал головой:
— Даже не думай! Номер я тебе не дам. Сам звякну, так уж и быть.
— Держи мобилу!
— Не надо. Своя на такой случай имеется. Я выйду…
Можаев поднялся. Родион сказал ему вслед:
— Ты, Никанорыч. намекни, что дело очень серьезное. Хорошими деньгами пахнет. Я вообще человек нежадный…
— Это точно, — осклабился Можаев, погладив свой слегка раздувшийся нагрудный карман. — Ладно, как говорится, чего для хорошего человека не сделаешь! Обожди.