— Ну что? — спросила Пионова, когда они прошлись уже метров на сто. — Как думаешь, пора?
— Что — пора? — опасливо уточнил Пашка.
— Представиться. Я, например, Люся, но это ты, скорее всего, знаешь.
— Павел, — выдохнул Пашка, и в горле у него пересохло. А кофе, зараза горячая, только язык обжёг.
— И чем же, Павел, привлекла я ваше молчаливое внимание? — поддразнила Пионова.
Он и правда не находил, о чём сказать: уже трижды набрал в грудь воздуха, чтобы начать про фильм, песню и даже, прости господи, хорошую погоду, но всякий раз не решался.
— Ты… очень симпотная, — выдавил Пашка, и впился взглядом в крышку кофейного стаканчика.
— Приятно, — похвалила Пионова. — Ты тоже ничего так. И глаза красивые.
Пашка вскинул на неё свои красивые глаза почти что в испуге — девки ему никогда комплиментов не говорили. Вообще никто не говорил, если уж на то пошло.
— Ты, Павел, не очень общительный, я смотрю? — не сдержалась Пионова.
Он хмыкнул и хлебнул кофе.
— Вы где были, когда вчера задымило? — пришла на помощь она. — У нас все капец как перепугались. Я вообще думала, что бомба.
— Так это ж у нас в классе! — обрадовался теме Пашка. — Прямо на уроке литературы!
— Серьёзно? Ты из 10-го «Г», да? — уточнила она, и Пашка понял, что теперь все знают о существовании его класса в природе школы.
— Точняк! — просиял он. — Мы тоже все пересрали.
— И у вас мальчика исключили в итоге, да? — чуть поморщилась на «пересерании» Пионова, и Пашка понял, что базар надо фильтровать. — Я даже не знала, что в наше время исключают из школы.
— Он не по прописке учился. И вообще хулиган был. Только ему раньше всё с рук сходило постоянно.
— Ну тогда и поделом. У нашей географички от ужаса сердце прихватило, так, что «скорую» вызывали потом. А вот мне повезло.
— Это как?
— Я параграф не читала, и меня как раз вызвали, — засмеялась она. — И тут перст божий, вавилонское столпотворение. Папа говорит, они в седьмом классе такую же бомбочку-вонючку в школе взрывали. Но у них никого не отчислили, только двоек наставили по поведению. А твои что?
— Кто — мои?
— Родители что сказали?
— Да они не в курсе, — пожал плечами Пашка. — Это ж не я натворил. Откуда им знать?
— А ты что, сам не рассказал? — удивилась Пионова. — Такое событие, нетривиальное!
— У нас ремонт. Не до событий.
— Сочувствую. У нас ремонт года три тянулся, так себе развлечение. На всякий случай спрошу: у тебя, Павел, девушки нет? — вдруг выдала Пионова.
— Нет, конечно! — чуть не отшатнулся Пашка, и она засмеялась.
— Тогда давай завтра в бадминтон после школы поиграем? Умеешь?
— Конечно! — соврал он.
— Я на днях с парнем рассталась, — уведомила Пионова. — Теперь играть не с кем, подружки все вспотеть боятся. Ты не боишься вспотеть, молчаливый Павел?
— Буду потеть! — выпалил Пашка, и сам себя возненавидел.
— Ну и здорово. Ты чем вообще увлекаешься?
— Да… ну… так, по-разному…
В общем, за следующие пять часов, то и дело вставляя дурацкое мычание, Пашка узнал, что Люся Пионова занимается йогой, долго каталась на роликах, но надоело, хочет летом в поход с рюкзаками и ночёвками в палатке, живёт с родителями и не имеет братьев с сёстрами (везучая!), ненавидит макаронные изделия и призирает кетчуп, очень любит морепродукты, прочитала несколько сотен книг и почти не смотрит телевизор. На Пашкино счастье, поддерживать диалог с мычащими бессвязно собеседниками Пионова тоже умела. Они дошли пешком до самого её дома в трёх кварталах от школы. И на прощание Пионова Пашку поцеловала! В щёку, конечно, но так запросто, будто это вообще норма — красивой девчонке Пашку в щёку целовать!
Он так обалдел, что ещё потом минут пять стоял как вкопанный, пока не испугался, что у Пионовой на эту сторону окна выходят, и она его ступор заметит.
Домой ехал на маршрутке, и так ноги гудели. В голове царил кавардак.
Выходило, что не так уж страшно и сложно общаться с девками, даже и с красивыми. Может, если бы Пашка был посмелее, имелся бы у него уже целый арсенал! Во всё это настолько нереально было поверить, что он даже временами опасался проснуться.
Дела… Ну и дела…
Бляха муха! Дела! Толик же сказал поговорить с задротами и выучить их ржать в правильных местах над Славкиными прихвостнями! Только куда уже, десять вечера… Ничего, завтра физра первым уроком — там и перетрёт. Тем более идея это гиблая, не смогут они. И вообще надумал Толик какую-то очень сомнительную муть. От которой синяков не оберёшься. А Пашке теперь того, лицо надо беречь.
Глаза у него красивые, надо же.