По некоторым показаниям, на сторону восставших собирался перейти гарнизон форта «Зеевахт», взяв под свой контроль анрийский порт и акваторию Гердовой бухты. Есть сведения и известны имена высших офицеров, которые действительно состояли в некоем заговоре. Но по неизвестным причинам оный заговор сорвался. На сей момент причастные и подозреваемые взяты под стражу, а комендант форта обнаружен мертвым. Военный трибунал начал расследование.
Что же касается встречи в Люмском дворце, то в связи с магическим вмешательством первой степени дело сие полностью передано юрисдикции Ложи на основании личного указа Его Величества кайзера Фридриха. Расследование на момент сего рапорта ведет магистр Фридевига фон Хаупен, временно исполняющая обязанности главного инвестигатора Комитета Равновесия Ложи. Как нас известили, дальнейшие материалы будут направлены в Комитет Равновесия.
С участников встречи взята подписка о неразглашении. Нашему кабинету велено строжайше следить за ее соблюдением и пресекать любые слухи, в связи с чем в анрийское отделение жандармерии временно переведены магистры-дознаватели Комитета Равновесия.
Его высочество шах Мекмед-Яфар не выдвинул никаких обвинений. Более того на следующий день его высочество провел сорвавшуюся встречу с министром Бейтешеном и обсудил условия предстоящих договоров. На момент сего отчета кабирская делегация уже выехала из Анрии и направилась в запланированную поездку до столицы через Нойесталль и Остфюрентум.
Об отдельных участниках и виновниках тех событий нашему кабинету доподлинно ничего не известно. По имеющимся сведениям от Комитета Равновесия, оные лица схвачены, заключены под стражу и дают показания'.
Чародейка тихонько прошмыгнула в комнату с плотно занавешенными тяжелыми шторами. В воздухе стоял запах воска и незнакомых благовоний. Горели тонкие свечи, сильно чадя сизым дымом, из-за чего комната тонула в легком тумане.
Гаспар лежал на кровати, укрытый тонким одеялом. В изголовье сидела черноволосая девушка в шелковом халате на голое тело. На столике были расставлены чашки, глиняный чайник, миска с водой, лежали бинты, полотенца, стояли рядком флаконы, баночки, ступки. Девушка пристроилась с самого края и увлеченно водила кистью по желтоватому листу пергамента, но, едва завидев чародейку, вскочила со стула и склонилась в низком поклоне, завязывая поясок.
Чародейка подошла, смерила байфанку холодным взглядом сверху-вниз, хоть они были почти одного роста, и отметила, что та очень мила, несмотря на экзотичность внешности. Хотя совсем небогата грудью — всего-то два маленьких, едва заметных бугорка с выпирающими из-под тонкой ткани острыми сосками. Чародейка уперлась в бок, горделиво приосанилась и выпятила свою грудь, выгодно приподнятую кобальтовым платьем с открытыми плечами. Девушка смиренно приняла поражение, покорно склоняя голову и пряча глаза и улыбку. Змеиную, но чародейка решила сделать вид, что не заметила этого и не поняла.
— Выйди, пожалуйста, — сказала она. — Я хочу побыть с ним. Наедине.
Байфанка снова поклонилась и, сунув руки в широкие рукава, покорно вышла, мягко ступая босыми ногами по пушистому ковру. Чародейка проводила ее взглядом — девица откровенно и призывно виляла бедрами и крутила задницей, по которой смертельно захотелось дать хорошего, звонкого и крепкого шлепка.
Дождавшись, когда дверь закроется, чародейка осмотрела стол вблизи. Заметив разложенный на полотенце набор пугающего вида игл разной длины и толщины, она невольно погладила левую грудь. Затем, задумчиво крутя пальцами сапфировую подвеску черной бархатки на шее, заглянула в оставленный лист пергамента — он был пуст, если не считать водяных разводов от кисти. При желании можно было разглядеть какой-то рисунок, но желание отсутствовало.
Чародейка придвинула к кровати стул и села, разгладила складки юбки. Гаспар спал. Или делал вид, что спал. За два дня, прошедших с приема в Люмском дворце, он стал выглядеть значительно лучше: синева и опухоль с лица почти спала, синяки рассасывались, ссадины и разбитые губы почти зажили. Только кое-где на лбу и лице виднелись свежие крапинки от игл, которыми его колола эта странная девица. Еще она прикладывала компрессы с сильно и не очень приятно пахнущими примочками и разрисовывала черной тушью ему все лицо своими байфанскими рисунками.
Чародейка молча и задумчиво смотрела на Гаспара, почти не моргая, и настолько погрузилась в размышления, что не уловила момент, когда он проснулся.
— Хорошо выглядишь для покойницы, — не очень внятно, хрипло сказал Гаспар.
— А ты не очень… для живого, — тоскливо улыбнулась чародейка. — Ну-ка улыбнись.
Менталист крепко сжал челюсти и губы и упрямо помотал головой. Чародейка строго посмотрела на него исподлобья — взгляд, с которым лучше не спорить. Гаспар сдался и на пару мгновений обнажил в недовольном оскале зубы. Чародейка сочувственно покачала головой.
— Теперь вы с Бруно в одном клубе, — подметила она.
— Не шмешно, — шамкнул Гаспар, ощупывая языком дырки на месте пары выбитых Месмером верхних зубов.
— Я и не смеюсь. Не расстраивайся, — она протянула руку и погладила его по горячему плечу. — Я знаю в столице одного чародея-дантиста. Цены у него бессовестные, но работу свою знает. Когда приедем — обязательно сходим. Обещаю, не заметишь разницы.
— Тебе легко говорить, — Гаспар пощупал левую щеку и верхнюю губу, проверяя, как они проваливаются из-за потери. — А я любил эти зубы — я с ними столько лет прожил.
Он приподнялся на кровати и забрался на ворох подушек, устроившись полусидя. Чародейке очень захотелось поправить сбившийся ворот его ночной рубашки, чтобы не видеть это неопрятное безобразие.
— Сейчас утро, ночь? — оглянулся Гаспар.
— Вечер.
Менталист потер лоб и стянул с себя компресс, растер на пальцах потекшую тушь, поморщился.
— Отвратительно, — почавкал он пару раз.
Бирюзовые глаза чародейки ядовито засияли в полумраке комнаты.
— Неужели общество этой милой дикарки тебе не пришлось по душе? — невинно поинтересовалась она.
— Отвратительно, что я опять валяюсь в полукоме, — окрепшим голосом пояснил Гаспар. — Не до дикарок как-то…
— Зря. У нее такая сладкая попка, м-м-м, — голодно облизнулась чародейка, закатив глаза. — Ты ее уже попробовал?
Менталист недоуменно посмотрел на нее, смущенно кашлянул.
— Она меня вроде как лечит, а не…
— Ерзая по тебе промежностью?
— У них это зовется «медицина», — менталист подтянул одеяло, за которым можно было бы хоть немного укрыться.
— Ах вот как… — со всей женской понятливостью протянула чародейка.
Гаспар за двадцать девять лет свой жизни хоть и не снискал репутацию сердцееда и искушенного дегустатора женских попок и всего прилагающегося, но кое-как научился распознавать женские сигналы. Особенно от этой конкретной, которая сидела у его кровати и делала вид, что совершенно на него не обижена.
— Даниэль… — поморщился Гаспар.
— Даниэль умерла, — холодно перебила его она. — Можешь ее смело забыть.
— Да ведь я ее только что запомнил… — обреченно пробормотал менталист.
— А что делать, — развела руками чародейка. — Жизнь жестока. Графиня ля Фирэ покинула этот мир в самом расцвете лет и красоты, лишив его самого прекрасного, что в нем было.
Гаспар не сильно вдохновился этим автонекрологом.
— Как же теперь величать вас, мадмуазель?
— Я еще не решила, — кокетливо проговорила мадмуазель. — Но вам, мсье комиссар, так и быть, в великой милости своей разрешу пока что величать нас… — она сделала напряженную паузу, запрокинув голову, и наставила палец, когда ее осенила гениальная идея: — Аврора.