— Аврора Кто-То-Там? — настороженно уточнил Гаспар.
— Нет, просто Аврора. Цените мое милосердие, мсье комиссар, — чародейка легко щелкнула его по кончику носа.
— Ценю. Но ведь Аврора тоже давно умерла.
— Для тебя она чудесным образом воскресла. Как ты себя чувствуешь? — резко переменила тему чародейка.
— Не поверишь, — неловко улыбнулся Гаспар, — но давно не чувствовал себя лучше. Эти ее иголки просто заколдованные. Майсун уверяет, что уже завтра почти не останется следов.
— Она же не говорит по-нашему, — прищурилась Аврора.
Гаспар растерялся, соображая, что ответить.
— Но как-то все понимает, — нашелся он. — И громко думает.
— Хм, — Аврора покрутила пальцами подвеску и подумала. Очень громко. Так, что Гаспар приложил ладонь к покрасневшему лицу.
— Аврора… — осуждающе протянул он, сгибая ноги в коленях и смущенно отворачиваясь.
— Что? — невинно похлопала ресницами чародейка. — Неужели ты против, если я сама ее попробую? Не будь жадиной, — она надула губы, — тебе все равно не до дикарок.
Гаспар недовольно наморщил лоб. Аврора, хоть и довольная результатом, признала, что все-таки перегнула палку. Но с другой стороны, раз мужской член так бурно реагирует на дурацкие мыслишки о паре голых женских задниц, значит, мужчина здоров и полон сил.
— Не обижайся на меня, — примиряюще улыбнулась Аврора. — Она — молодец, раз так быстро поставила тебя на ноги. Я рада, что в кои-то веки ты не лежишь умирающим лебедем, а мне не приходится над тобой трястись, не зная, что делать.
— Скажи лучше, как там начальство? — сменил тему Гаспар.
Аврора легкомысленно пожала голыми плечами:
— Сама доброта и приветливость.
— То есть… — Гаспар поскреб щетину на подбородке, — все настолько плохо?
Аврора пожала плечами еще легкомысленнее, крутя подвеску.
— Ну… с другой стороны, — неуверенно пробормотал Гаспар, — если бы он хотел меня четвертовать, наверно, не стал бы лечить…
— Какой наивный мальчик, — коротко хихикнула чародейка и наклонилась, чтобы потрепать его по волосам.
Затем встала, пересела на край кровати и наконец-то поправила раздражающий воротник рубашки менталиста.
— То есть он ничего не говорил? — забеспокоился Гаспар. — Не намекал даже?
— Никогда не угадаешь, что у папочки на уме, пока он не сделает, что задумал. Он до самой экзекуции будет с тебя пылинки сдувать, холить и лелеять, чтоб ты помучился подольше.
Гаспар поерзал на постели, умоляюще глянул на чародейку.
— Но вообще, не думаю, что он все еще злится, — успокоила она, пытаясь привести растрепанные волосы менталиста в хоть какое-то подобие прически. — Иначе не стал бы меня воскрешать. Даже не шлепнул ни разу в воспитательных целях и не пожурил пальцем. Хотя, может, ему просто некогда. Его же почти нет — пропадает целыми днями. Решает государственные дела, расхлебывает, что мы заварили, оправдывается перед сестрой…
— Госпожа консилиатор тоже здесь? — вздрогнул Гаспар.
— Угу. Пытаются вместе избежать международных и политических скандалов.
— Разве мы это заварили? — недоуменно спросил менталист.
— А кто? — хохотнула Аврора. — Это ведь я прыгнула на министра иностранных дел Империи и едва не изнасиловала его на людях, пока эта скотина не пристрелила меня.
— А ты хотела его изнасиловать?
Чародейка закатила глаза и страдальчески вздохнула полной грудью:
— Что не сделаешь ради спасения государства. Да и какая уже разница? Я все равно умерла, а мертвым нечего стыдиться.
Они немного помолчали. Чародейка утащила с края стола гребень и приводила в божеский вид волосы Гаспара, но никак не могла определиться с пробором. Менталист не сопротивлялся.
— Что с Месмером? — спросил он.
— А что с ним? — хмыкнула чародейка. — Живой. Сидит весь замотанный, с парой повязок на глазах и вот таким кляпом, что даже у меня рот так широко не раскроется. Папочка ждет экспертов, которые будут его колоть.
— Бывшего каэровца вряд ли расколешь.
— Бывших не бывает. Уверена, его коллеги найдут ключик к его сердечку.
— Жаль, — вздохнул Гаспар. — Я надеялся, что размозжил ему череп.
Аврора приложила палец к его небритому подбородку и настойчиво подняла голову, строго заглянула в глаза.
— Откуда такая кровожадность, мсье комиссар? — недовольно вопросила чародейка.
Гаспар отстранился, устроился на подушках и оттер рукавом байфанский знак, хотя больше размазал тушь по щеке.
— Из-за него кончилась моя старая жизнь, — проговорил он нехотя.
Аврора сложила руки на колени и терпеливо дождалась, когда тот продолжит. Гаспар нередко впадал в меланхоличные воспоминания, которые чародейка считала своим наказанием, но некоторых тем он не касался даже в приступах самой черной депрессии, которую не облегчал лауданум. Эта — была одной из таких.
— Пять лет назад, — сказал Гаспар, — в столичном Вайскирхе завелся демон, буквально потрошивший женщин — забирал их органы, а что не приглянулось — разбрасывал по улице, вешал гирляндами, раскладывал инсталляциями или лепил на стену причудливыми картинами…
— Гаспар! Фу! — брезгливо скривилась Аврора, покрутив у виска пальцем.
— Извини, — смутился менталист. — За три или четыре месяца он убил пять проституток и двух беднячек, которые… вели разнузданный образ жизни. Никому особого дела до них и не было бы, но, как говорят, на беду газета со статьей о демоне-потрошителе попалась на глаза самому кайзеру за утренним кофе, а у Его Величества в то утро случился внезапный приступ озабоченности судьбами своих подданных. Говорят, из-за этого приступа генерал-полицмейстер узнал смысл любимого выражения Эндерна. Полиция была поднята на уши, а затем отреагировала и Ложа, хотя уже тогда сразу было понятно, что никакой это не демон, а очередной психопат. Дело поручили мне и Ротерблицу, и мы приступили к расследованию, однако очень быстро нарыли кое-что, из-за чего нам осторожно намекнули одни уважаемые люди, что лучше бы свернуть поиски убийцы под благовидным предлогом. Но мы же — магистры Ложи, чего нам бояться простых смертных? Мы отказались, и нас отстранили в приказном порядке, пригрозив, что все кончится очень плохо, если мы не забудем. Ротерблиц благоразумно забыл, а я…
— А ты — как обычно, — усмехнулась Аврора.
— А я — как обычно, — повторил Гаспар. — Коротко говоря, я узнал то, чего явно не следовало, об одном государственном деятеле, его любимом сыне, о некромантии, переходящей в некрофилию, и современном искусстве.
— Господи, какой кошмар! — ахнула чародейка, прикрыв ладонью рот. — Я о современном искусстве, конечно.
— С этими доказательствами я по дурости своей пошел к… — Гаспар сделал неловкую паузу. Аврора переменилась в лице, сжала губы, сощурила глаза, догадываясь, о ком пойдет речь. Менталист догадался, что та догадалась, и договорил смелее: — К одной чародейке, которую считал, ну…
— Ты с ней спал, — озвучила она. — Сучка пичкала тебя чистой магией, а ты решил, что это любовь всей твоей жизни. Надеюсь, ты хоть не доигрался до болезненной зависимости от ее бесстыжей, бессовестной и безответственной… письки?
Гаспар стыдливо промолчал, виновато разведя руками. Аврора тяжко вздохнула и по-матерински расстроенно покачала головой.
— Я думал, — пробормотал он, уничтожая своей лапой все труды по приведению волос в божеский вид, — она заинтересована в том, чтобы выставить на всеобщее обозрение грязное белье наших политиков ради торжества справедливости и закона, а она…
— А она, — ехидно усмехнулась Аврора, — побежала с этим грязным бельем к политику, наверняка получила солидную благодарность, а затем…
— А затем мной заинтересовался «каэр», — вздохнул Гаспар. — За дело взялся магистр-дознаватель Эрвин Месмер и очень быстро доказал мою причастность к паре нераскрытых политических дел, которые потянули на девяносто восьмую статью Кодекса Ложи. Но незадолго до назначенной казни меня посетил один магистр. Он расспросил меня обо всем, я обо всем рассказал, а я в ночь перед казнью просто взял и умер. В заключении о смерти значилось, что у меня отказало сердце на нервной почве и вследствие болезненных и постыдных зависимостей, разлагающих моральный облик Комитета Следствия.