— Иронично, да? — усмехнулся Манфред, крутя кончик бороды. — На его возвратнике нет никаких маркировок, клейм, знаков, он не проходил ни по одному делу и кристально чист. Механик с любопытством изучил его и постановил, что образец сколько-то-цифр сделан по технологии двухсотлетней давности и лет сто назад. Так что возрадуйтесь, дети мои, довелось вам подержаться за настоящий реликт древности, на удивление работающий до сих пор. Умели же когда-то делать! — добавил чародей с ностальгией в голосе и тут же сменил тон: — Хотя его надежность оставляет желать лучшего. Отдаю должное смелости Гирта ван Бледа — я бы не рискнул пользоваться талисманом возврата с шансом осечки в двадцать-двадцать шесть процентов. У меня в свое время от безопасных пяти… как ты, Ярвис, обычно говоришь?
— Жопа съежилась? — предположил Эндерн.
— Именно! — поднял палец Манфред. — А тут целых двадцать шесть!
У Авроры от страшной цифры съежилось и сжалось все, что только могло в ее организме, еще и сердце на миг встало. Она тяжко сглотнула и нервно затрясла коленкой, теребя золотую цепочку на шее. Сейчас чародейка с ужасом вспоминала тот рассвет и не могла понять, что на нее нашло использовать талисман ван Бледа, совершенно не думая о последствиях. Нелепое ребячество…
— Таких талисманов было минимум две штуки, если верить свидетелям, — наконец-то набрался смелости Гаспар. — Еще один был у Адлера, но он разбит.
— Очень надеюсь, что их было всего две штуки и нигде больше не всплывет опасная неучтенка, — сердито воскликнул Манфред и вдруг повеселел он, как будто ничего не было. — А скажи-ка, Гаспар, каков обычно процент везения в сыскном деле? Хотя нет, не отвечай — печальная статистика раскрываемости Комитета Следствия ответит за тебя гораздо лучше.
Гаспар не успел даже раскрыть рта. Это была одна из любимых пыток Паука — застать врасплох особо провинившихся и вызвать в них чувство умственной неполноценности.
Манфред некоторое время помолчал, не глядя на свою троицу и позволяя им вздохнуть свободно.
— Сразу после убийства моего дорогого племянника, — неожиданно заговорил он вновь на, казалось, заброшенную тему, — из Arcanum Dominium Нейзена поступил запрос на помощь штатных некромантов. Они там у себя обнаружили пару кадавров не первой свежести в таком состоянии, что было затруднительно установить их половую принадлежность. Уж не знаю, — как бы извиняясь усмехнулся Манфред, — почему нейзенский деканус забил тревогу и так забеспокоился из-за пары кусков гнилого мяса, но забил и забеспокоился, за что я уже повесил его на доску почета.
Гаспар и Эндерн одновременно повернулись к чародейке и как будто молча посоветовались с ней, решив все втроем улыбнуться этой, возможно, шутке.
— Деканус был так настойчив, — говорил Манфред, — что за неделю подал в Комитет Следствия аж три запроса. По счастливому стечению обстоятельств, последний из них попался на глаза такому же зубриле, которому Кодекс Ложи — вместо чести, ума, совести и сообразительности. Он-то и отправил наших кладбищенских друзей в нейзенский морг, где им предоставили коробочку с останками. Естественно, ничего из покойников в таком состоянии некроманты уже не вытянули, зато установили, кем покойники были при жизни. А при жизни наши покойнички, — Манфред понизил голос, словно рассказывал страшную готическую басню, — были членами делегации министра иностранных дел Освальда Бейтешена, который в середине июля отбыл в Анрию для подготовки переговоров с Мекмед-Яфар Мекметдином.
Кроме того, — заговорил он нормально, — в начале июля силами столичной жандармерии удалось выяснить, что в мае в столице прошла тайная встреча неких высокопоставленных членов партии «Новый порядок». Как показало дальнейшее расследование, одним из тех членов был Артур ван Геер, да-да, тот самый покойник, который этим летом наконец-то стал покойником насовсем и взаправду, — аквамариновые глаза чародея зловеще вспыхнули. — А другим был твой, Гаспар, старый знакомый — Эрвин Месмер.
Ну а незадолго до открытий этих чудных я получил запоздалый рапорт от вас, дети мои, в котором ты, милая моя Аврора, светилась от счастья и птичкой щебетала, как вы ловко распутали клубок интриги и вскрыли заговор Энпе, задумавших сорвать переговоры с Кабиром.
Аврора повела плечом.
— А вы были не очень рады об этом узнать, — сказала она, стараясь быть как можно спокойнее.
— Каюсь, грешен, — наклонил голову Манфред. — Только умоляю, не вздумай плакать — терпеть не могу женских слез и начинаю плакать за компанию. Ты же не хочешь, чтобы я плакал, м?
Чародейка помотала головой.
— Признаюсь честно, — вздохнул первый мастер, подперев голову, — я тогда немного расстроился: у вас в руках был Жан Морэ, а вы так бездарно его пролюбили и взамен предоставили очень важные сведения.
— Разве они оказались не важны? — еще больше осмелел Гаспар. Откровенный сарказм задел его за живое.
— Гаспар, — закатил глаза Манфред и даже сменил свою расслабленную позу, сев прямо и чуть подавшись вперед. — На тот момент террористическая группа, именующая себя «Новый порядок», а также сочувствующие ей, планировали около пятидесяти провокаций, акций или террористических актов. И это только за прошедшие тогда два месяца, и это только те, о которых я тогда знал. А тут еще вы со своим Люмским дворцом, — он откинулся на спину кресла. — Понимаете ли, дети мои, нас так мало, а провокаций так много, и все такие важные, что прямо-таки теряешься, какую бы предотвратить первой.
— У нас была информация от самого Жана Морэ, — сказал Гаспар. Его самолюбие от несправедливости мира готовило самоубийство в знак протеста.
— Угу, — понимающе кивнул Манфред, — как и везде. От самого Жана Морэ и революционного совета «Нового порядка» с припиской: «Долой тиранию да здравствует свобода равенство братство не забудем тридцать первый год», — монотонно зачитал лозунг Манфред и небрежно покрутил кистью. — Ну или что-то в этом роде. Никто не сомневался, что провокация будет. Вопрос оставался в том, где она будет. И это выяснили именно вы.
Аврора удивленно похлопала глазами. У Гаспара покраснели щеки. Эндерн отчего-то повеселел и немного расслабился.
— Ну-ну, — чародей умоляюще глянул на них. — Вы же не настолько наивны! Конечно, я был в курсе всех ваших перемещений, начинаний, инициатив, успехов и поражений. Как вы думаете, кто вообще пустил вас в Люмский дворец?
— Но вы же приказали… — кашлянул менталист.
— А вы когда-нибудь выполняли мои приказы? — добродушно рассмеялся Манфред. — К тому же мне нужно было убедиться в надежности каналов связи. И еще кое в чем.
— То есть вы не доверяли нам?
— Гаспар, я никому не доверяю: ни вам, ни нам, ни себе, ни моей дорогой сестре, — холодно сказал чародей, переменившись в лице. — Радуйся, что я не выполнил свое обещание, а ведь оно все еще в силе. Никогда об этом не забывай, — строго наставил он палец. — И не думайте, дети мои, что вы полностью амнистированы. Ответственность за растрату двадцати тысяч крон я с вас и не подумаю снимать, пока не вычту все из жалования.
— Тха, у нас нет жалования, — буркнул Эндерн.
— Тем хуже для вас, — погрозил Манфред, не повышая голоса. — Куда вы их дели-то? — с искренним непониманием спросил он, не выдержав паузы. — Только не говорите, что Авроре на панталоны, не поверю — она все равно их не носит.
Теперь покраснела чародейка. Манфред, пожалуй, был единственным человеком, которому действительно удавалось ее смутить.
— Вряд ли мы сможем возместить все убытки, — вступился за Аврору Гаспар, — но, может, хотя бы частично, в перспективе…
Он умолк под скептическим взглядом аквамариновых глаз.
— Н-да, — цокнул языком Манфред, — каким же образом?
После карточного турнира в игорном клубе Вортрайха Александер Пристерзун больше недели пропадал у малознакомых друзей и крепко пил, чтобы не было так страшно. А у него были основания бояться. Он боялся, что однажды проснется в грязном подвале в одних кальсонах, связанный и в окружении недобрых мужчин, которые будут задавать неудобные вопросы, а за каждый неверный ответ — дробить киянкой пальцы на ногах. Или куда как проще и прозаичнее: недобрые мужчины однажды вломятся в дверь, а ситуация с вопросами и киянкой повторится. Или еще проще: перебравшись в новое убежище, он обнаружит там вместо малознакомых друзей уже почти родных недобрых мужчин, их вопросы и киянку. Александер понятия не имел, почему так зациклен на киянке — возможно, это было связано с отцом, который начинал обычным столяром, прежде чем открыл свою мебельную мастерскую, где до конца дней работал сам с парой подмастерьев, — но не сомневался, что именно она скрасит последние минуты его жизни.