Что-то лопнуло с противным звуком.
Лобок и бедра забрызгало горячим и вонючим.
Студент коротко завопил, бешено дергаясь.
Студент упал навзничь. Кровавое месиво на месте паха задымилось, источая мерзкую вонь горелых волос и обгоревшей плоти.
Тактично не подглядывавший извозчик, подпрыгнув от внезапного вопля, резко обернулся, мгновенно оценил, что произошло, и рванул к воротам. Даниэль не собиралась его отпускать.
Она вскинула руку и спустила в него крупную, гремящую молнию. Кучера било и колотило до тех пор, пока не вытекли глаза, пока он не почернел и не обуглился, а подошвы ботинок не рассыпались.
Чародейка размазала на пальцах что-то липкое и теплое. Глянула на правую руку, перемазанную в крови, и поморщилась от омерзения. Выругалась одними губами. Провела по бедрам и посмотрела на пальцы. Выругалась снова.
Я так разорюсь, подумала она отчужденно, обтерла испачканные руки о лиф уже испорченного платья и закусила зубами медную бляшку талисмана возврата.
А потом подобрала юбку и скинула туфли — бегать на каблуках она так и не научилась. Но очень хотелось узнать, кто настолько сильно хочет ее, что прислал сволочь с обструкторами.
Настолько, что Даниэль пожертвовала любимыми туфлями, выбежала из сарая босиком и взлетела, поднявшись высоко в небо.
Испуганная, ошалевшая лошадь протяжно заржала.
Глава 27
Выйдя за ворота имения барона Фернканте, Гаспар не сразу сообразил, что не так. И лишь помассировав виски, чтобы хоть немного унять головную боль, запоздало увидел, вернее, не увидел карету у обочины.
Извозчик, которому было уплачено за ожидание, смылся.
Менталист мог бы разозлиться, но не стал. Злость чревата напряжением, а напряжение чревато усилением болей.
Он расстегнул ворот рубашки и побрел по обочине, вдоль кустов акации и сирени.
— Далеко собрался? — окликнули его.
Гаспар машинально обернулся — сзади никого не было. Он повернул голову вперед и боковым зрением заметил кого-то.
— Эндерн, твою мать! — вскрикнул менталист. И пожалел. — Ты чего здесь делаешь?
— Тха, соскучился, — усмехнулся оборотень, — по харе твоей гнусной.
— Ты же собирался весь день валяться и ничего не делать.
— Собирался, сука, — проворчал Эндерн, — да передумал. Вас же, полудурков, на минуту одних оставить нельзя. Обязательно, сука, вляпаетесь в говно по ноздри.
— Не понял.
— Удивил. Ты когда, сыроед, хоть че-нить начнешь понимать, я тя первей Графини в десны расцелую.
Петер мог уйти только в одну сторону, в ту, куда вела пыльная дорога с глубокими колеями от груженых телег — к аккуратным пригородным домикам. И он не мог уйти слишком далеко.
Даниэль наклонилась вперед, прижала руки к туловищу и полетела, не заботясь о том, что левитация выжигает ее, опустошает и выкачивает все силы с чудовищной скоростью. Больше боялась разжать зубы и подавиться бляшкой талисмана из-за встречного ветра.
Она настигла его бредущим вдоль забора чьего-то клочка земли, огороженного от соседей. Петер заметил ее и обернулся только тогда, когда чародейка уже опускалась на землю. Когда кто-то вскрикнул за забором. Остолбенел, вытаращившись на вымазанные по локоть в крови руки.
Даниэль ухнула босыми ногами о дорогу, подняв облако пыли. Петер попятился, вытягивая пистолет и путаясь в полах рубашки.
Возможно, страх в воображении дорисовал кровь, капающую крупными каплями с пальцев Даниэль, стекающую с острых клыков в чудовищно перекошенном рту, текущую по подбородку вместе с голодной слюной на обнаженную грудь. Возможно даже, щелкнул, согнувшись кольцом, хвост.
Идиот, разозлилась чародейка.
Она взмахнула рукой, закручивая кисть.
Петера закрутило, подкинуло в поднявшемся вихре. Чародейка присела на широко расставленных ногах, толкнула воздух перед собой в сторону забора, плавно следуя телом за движением рук, — Петера зашвырнуло на чей-то двор. Даниэль выплюнула талисман, бегом бросилась следом, перемахнув через забор с невообразимой легкостью, почти не коснувшись его.
Петер валялся навзничь в траве под яблоней и глотал воздух, выпучив от боли глаза. Увидев приближающуюся колдунью, попытался встать. Даниэль с силой выбросила перед собой руки. Порыв ураганного ветра протащил Петера через весь двор и впечатал в дощатую стенку дровника за домом, прямо на глазах у изумленного мужчины и пары подростков, занимавшихся делами по хозяйству.
У Даниэль закружилась от слабости голова. Она пошатнулась, но устояла, нетвердой походкой направилась за Петером, не обращая внимания на хозяев.
Даниэль подошла к осоловевшему от боли Петеру, выбила ногой из трясущей руки пистолет. Сорвала с пояса обструкторы, истерично визжа от ужаса, и зашвырнула их на соседний двор. Понимание, что она сделала на рефлексе, разозлило чародейку еще больше, перед глазами встала красная пелена. Даниэль насела на Петера, надавила на грудь коленом. Вмазала кулаком по наглой морде. За то, что посмел трясти перед ней обструкторами, размахивать своей ущемленной мужественностью, заставил реветь и биться в истерике, как жалкую беспомощную дуру. И за любимые туфли. Пожалуй, за туфли — в первую очередь.
Даниэль услышала, как сзади подходят хозяева. Обернулась, гневно скривив испачканное в пыли лицо. Вскинула руку и выстрелила слабенькой молнией в землю под их ногами.
— Прочь! — крикнула она разбегающимся людям и ударила Петера еще, теперь за попытку скинуть ее с себя. Костяшки заныли от боли.
Даниэль запустила пальцы в волосы и вынула острую, длинную шпильку. Волосы рассыпались по плечам и спине.
— Куратор! — закричала чародейка, приставив шпильку к горлу Петера. — Кто он⁈
— Не скажу! — сквозь зубы прорычал Петер.
— Скажешь! — Даниэль кольнула его острием.
— Он меня убьет!
Пьяная от адреналина, Даниэль надавила коленом еще сильнее, наклонилась вперед. Ее колотило от бешенства.
— А я, по-твоему, что собираюсь делать⁈ — рявкнула чародейка, срывая голос.
Петер крепко стиснул зубы и зажмурился. Шпилька проколола кожу на его шее, пустив каплю крови. Внутри заворочалась мерзость, нетерпеливо охая и постанывая от предвкушения, поскребла уродливыми когтями по нутру. Приятное, возбуждающее ощущение подталкивало, направляло руку. Один укол — и она получит настоящее удовольствие, а не то недоразумение, что было несколько минут назад в сарае. Всего один укол…
Даниэль не поддалась суке, зло сощурилась.
— Ладно, — сказала она, стуча зубами и отводя шпильку. — Вижу, смерти ты не боишься. Хорошо, я тебя не убью…
Петер открыл глаза, тяжело дыша и обливаясь по́том.
—…Ты проживешь долго, очень долго, — возбужденно дрожа, заверила Даниэль. — Но тебе будет очень СКУЧНО! — она сорвалась на визг, безжалостно вгоняя шпильку ему в пах. — Говори!
Петер завыл, захрипел, брызжа слюной, припадочно забился под чародейкой. Он бы скинул ее, но почему-то не мог. Чертова баба, которая была меньше и легче, давила на него коленом со страшной силой и тяжестью.
— ГОВОРИ! — Даниэль вонзила острие ему в мошонку.
— Гирт! — завопил Петер. — Гирт ван Блед!
Даниэль зашипела разъяренной гадюкой. Адреналин вновь ударил в голову, застилая глаза. Сука корчилась и задыхалась в экстазе, растекалась мерзостной чернотой по жилам. На обнаженной левой груди проступил узор вздувающихся сосудов и вен, набух одеревеневший сосок с темнеющей ареолой.
— Где он?
— Не знаю!
— Знаешь! — чародейка надавила шпилькой на скукожившееся мужское начало.
Да, хозяйка… нам будет так сладко, хозяйка, вожделенно шептала мерзость, скользя противным щупальцем по промежности.
— Нет! — засипел Петер, боясь пошевелиться. — Он сам с нами связывается. Всегда разными способами. И в разных местах!
— Та ведьма, которую он искал, — Даниэль отвела шпильку, но угрожать гениталиям не перестала, — что вы собирались с ней делать?