Даниэль ничего не понимала. Когда Эндерн скручивал его, «дьявол» был жив. И когда его затаскивали и приковывали к стулу в подвале тоже. А сейчас? Чародейка окинула «дяьвола» с ног до головы и не увидела серьезных ран, даже на левом боку, где была распорота рубашка, всего лишь царапина. Неужели сука все-таки прикончила его?
Чародейка наклонилась. Взяла ладонями за подбородок заросшее неопрятной бородой лицо. Оно было бледным, почти бескровным. И ужасно некрасивым. Даже несмотря на уродливый шрам через правую бровь и почти всю щеку. Даниэль и так не считала шрамы украшением, а уж в комплекте с такой физиономией вообще никуда не годится.
Чародейка наклонилась еще ближе, приложила ухо к его носу, надеясь почувствовать хоть малейшее дуновение дыхания, и не почувствовала ничего.
Она сокрушенно вздохнула ему в лицо.
И тонко взвизгнула. На рефлексе отвесила звонкую пощечину и отпрянула.
«Дьявол» смотрел на нее серебряными бельмами вместо глаз.
Чародейка вскинула руку, заискрившуюся чахлыми искрами. Поморщилась от мерзкого чувства в животе, в груди и давящей на плечи тяжести. Сердце забилось чаще, сбивая дыхание. Рассеявшийся было страх вернулся, а вместе с ним злость.
Даниэль раскрыла ладонь и влепила «дьяволу» еще одну пощечину.
— Это за Гаспара! — крикнула она и дала пощечину по другой щеке. — Это за Ярвиса! А это, — она захлебнулась яростью, тяжело сглотнула, скрючив дрожащие пальцы, — за меня!
Она хватила его по щеке ногтями и оставила пару ссадин. Кровь проступила едва-едва, с большой неохотой. Хоть Даниэль колотило от возбуждения, грудь распирало от бешенства, чародейка все же отметила это, и все встало на свои места: «дьявол» полностью контролировал сердечный ритм и кровообращение.
Он продолжал пристально смотреть с каменной физиономией, как будто и не получил несколько пощечин. Анрийский призрак впивался в чародейку пустыми серебряными глазами, изучал, и Даниэль невольно поежилась от этого пронзающего взгляда. Он чуть задержался на ее животе, прищурился, но как будто сразу потерял интерес, поднял голову, осматривая потолок и стены подвала. Крылья его носа раздулись, грудь поднялась, и он принялся ровно, спокойно дышать.
Даниэль сама отдышалась, уняла нервную дрожь. Сдула упавшую на глаза челку.
— Удобно? — спросила чародейка неровным голосом.
«Дьявол» прекратил изучать помещение, снова уставился на нее, будто хотел прожечь дыру.
— Нет, — сказал он.
— Привыкай, — ухмыльнулась Даниэль. — Ты здесь надолго, пока не скажешь, кто ты такой, на кого работаешь и что задумывал.
— Никто. Ни на кого. Найти Машиаха, — коротко и монотонно ответил «дьявол».
Чародейка растерялась.
— Что значит «никто»? — крикнула она. — Ну-ка отвечай!
— Уже ответил, — сказал «дьявол». — Это все вопросы?
— Нет!
— Спрашивай.
— Ты еще на эти не ответил!
— Ответил.
— Это не ответы!
— Других нет.
Даниэль шумно засопела.
— Так, хорошо, — успокоилась она, подрагивающей рукой убирая волосы со лба. — Зайдем с другого угла. Как тебя зовут?
— Никак, — ответил «дьявол».
— Ты издеваешься? — затряслась Даниэль.
— Нет.
— Имя! Какое у тебя имя?
— Его нет.
— Как это нет⁈ — потеряла остатки терпения чародейка. — Говори, сукин ты сын, кто ты такой!
«Дьявол» посмотрел на нее исподлобья с неизменным видом равнодушного ко всему механизма, но Даниэль готова была поклясться, что как на дуру. Может, во всем были виноваты эти глаза, в зеркальной поверхности которых гротескно отражалось ее лицо.
— Ты задаешь один и тот же вопрос с расчетом, что получишь другой ответ? — спросил он.
— Да! — огрызнулась Даниэль.
— Это бессмысленно, но это твое время. Можешь продолжать.
— Ах ты!.. — чародейка захлебнулась возмущением и больно дернула себя за прядь волос, чтобы унять бешенство.
Даниэль прошлась перед «дьяволом» из стороны в сторону, остановилась, потерла ладонями лицо.
— Ну ладно, — выдохнула она. — Кто тебя нанял? И посмей только ответить, что никто!
«Дьявол» не ответил.
— Ну, отвечай! — не вытерпела молчания Даниэль.
— Невозможно не отвечать и отвечать одновременно.
— Отвечай, но не отвечай, что никто!
Снова этот взгляд, от которого чародейка почувствовала себя слабоумной. Она взялась за голову и утробно прорычала, выпуская душащую ее злобу. И вдруг смекнула, что нужно играть по другим правилам.