Романцев вновь не смог скрыть изумления, и Стоун поспешил перейти к третьей стопке.
— Здесь основные детали предстоящей операции. Этой стороной дела займусь я сам. Я уже упоминал, что это будет грандиозная операция. Она начнется... — Стоун бросил взгляд на наручные часы, — через двадцать три часа тридцать пять минут. Опаздываем, Романцев, опаздываем.
— Да, я крепкий орешек, — перебил его Романцев. — Что в четвертой?
— Инструкции, — коротко ответил Стоун. — Процедура связи, порядок работы с данными и так далее. Все это очень важно.
— Ясно, — кивнул Романцев. — Я должен взять все эти бумаги под мышку, найти большой комп, о котором вы упоминали, и скормить их ему. А тот, в свою очередь, нарисует вам Авторитета.
— Нет, не так. Из этой комнаты ничего выносить нельзя. Все документы и разработки существуют в двух экземплярах, один здесь, второй в памяти компьютера. Поэтому усаживайтесь за стол и начинайте их изучать. За шесть часов до начала операции вы должны со всем этим покончить. Итого у вас в запасе пятнадцать с половиной часов.
— Я должен все это прочесть? — изумился Романцев. — За каких-то пятнадцать часов?
— Наконец-то, — обрадовался Стоун. — Наконец-то вы поняли, что от вас требуется. Приступайте, я и так уже потратил на вас прорву времени.
— Давайте потратим еще несколько минут, — сказал Романцев. — Как вы себе это представляете?
Он показал на горы папок, громоздившихся на столе.
— Не прибедняйтесь, Романцев, — нахмурился Стоун. — Я прекрасно знаю, на что вы способны. Вы, пожалуй, единственный, кому это по зубам. Я говорю о решении проблемы Авторитета. А с этой кучкой бумаг вы расправитесь без особых усилий. У вас абсолютная память. Я слышал, что однажды на спор вы запомнили с первого раза пять страниц Корана на арабском языке и тут же их воспроизвели на бумаге, со всеми завитушками и закорючками.
— Да, я мог бы выступать с показательными номерами, — согласился Романцев. — Не понимаю, почему я не выбрал эту стезю?
— Любые вычисления вы делаете мгновенно, как ЭВМ последнего поколения. Мне также известно, что лет десять назад вы изобрели собственную методику скорочтения. Во сколько раз быстрее обычного человека вы читаете? В десять?
— Восемь, — уточнил Романцев. — Но я давно не практиковался.
— Я предоставлю вам такую возможность, — скупо улыбнулся Стоун. — И самое, пожалуй, главное — вы прекрасно работаете с компьютерами. А если будут сложности, рядом с вами будет Ураев. Ваш друг и непревзойденный мастер по этой части. Вам не нужно запоминать эти бумаги. Я уже говорил, есть дубликаты. Вам нужно лишь составить определенное мнение о вашей работе.
— Это мнение у меня уже сложилось, — проворчал Романцев.
— Но и это еще не все, — продолжил Стоун. — Я не сказал о главном.
— О чем? — переспросил Романцев.
— О главном, — повторил Стоун. — О вашей интуиции, которой вы так славились некогда, в годы работы в ПГУ.
— Какая, к черту, интуиция, — раздраженно махнул рукой Романцев, — если я прошляпил Авторитета.
— Не нужно себя винить. Чтобы восстановить картину, выполненную из мозаики, нужно иметь хотя бы двадцать процентов составляющих ее элементов. В нашем случае даже этого недостаточно. У вас не было никаких шансов самому выйти на Авторитета.
— А если я не соглашусь? — поинтересовался Романцев.
Стоун промолчал, но Романцев нашел ответ в его запавших выцветших глазах. Ответ был краток и прост — обещание смерти.
Ты ведешь себя как кисейная барышня, раздраженно подумал Романцев. Прекрати разыгрывать из себя идиота. У тебя ведь семья. Нет, у тебя когда-то была семья. Теперь твои близкие в руках Стоуна, и он волен сделать с тобой все, что придет ему на ум. За это ты готов разорвать Стоуна на части. Но в одном он прав. Ты обязан сделать эту работу. Почему другие должны заботиться о твоей семье? А помимо них существуют еще миллионы людей, пребывающих покав счастливом неведении. Кто должен позаботиться о них?
— Можете не отвечать, — сказал он Стоуну. — Я знаю, как вы поступите. Вы оставите меня в этой комнате, и моя жизнь будет полностью зависеть от этого хитрого устройства.
Он показал в сторону стола, за которым они недавно пили кофе.
— Нет, вы поступите еще проще, — высказал догадку Романцев. — К чему все эти лишние траты? Проще будет превратить меня в настоящего покойника.
— У меня нет другого выхода, — подтвердил Стоун. — Нет его и у вас. Операция состоится в любом случае, согласитесь вы или нет. Механизм запущен, и остановить его никто не в силах. На этот раз на карту поставлено все. Либо мы найдем и обезвредим Авторитета, либо он разрушит остатки той силы, которая пока противостоит его дьявольским замыслам.
Стоун ткнул указательным пальцем в грудь Романцева.
— Вы не имеете права отказаться. Но дело даже не в этом. У меня есть в запасе две кандидатуры на случай вашего отказа. Но тогда Ураев становится первым номером, и наши шансы на успех от этой перестановки еще уменьшатся. Только вы с Ураевым можете разрешить эту головоломку. Вы составите тандем, равного которому, возможно, не найдется во всем мире. Само по себе ваше согласие меня не устраивает. Я не хочу чтобы вы отбывали номер лишь потому, что у меня в заложниках находятся ваши близкие. Вы должны работать с полной отдачей, на пределе сил. Даже когда все силы иссякнут, вы обязаны отыскать в себе новые резервы. Найдите Авторитета, вцепитесь в него мертвой хваткой, заставьте раскрыться...
— И что тогда?
— Я раздавлю его, — хрипло сказал Стоун, с трудом сдерживая ярость.
Стоун ушел, оставив Романцева наедине с грудой папок и мрачных мыслей. Романцев первым делом принял душ, побрился и переоделся в чистый комплект одежды. Затем он загрузил использованную посуду в лифт и нажал кнопку утилизатора. Выдержав небольшую паузу, он нажал кнопку вызова. В стене разверзлась ниша, и Романцев придирчиво осмотрел содержимое подноса. Стоун не обманул, ему прислали обед. Жареный цыпленок выглядел весьма соблазнительно, но Романцев отправил обед в преисподнюю. Он повторил процедуру вызова и на этот раз получил то, что хотел: кофе и еще одну пачку сигарет. Он налил себе чашку горячего кофе, закурил и с отвращением посмотрел на гору бумаг. Это его Голгофа. Он еще не взвалил на себя крест, а хребет уже трещит от непомерной тяжести.