Первую папку он прочитал очень быстро и, не справившись с приступом ярости, зашвырнул ее в дальний угол. Вскоре туда же отправились еще несколько.
Он встал и некоторое время бесцельно бродил по комнате, шепча про себя ругательства. Вскоре он успокоился и собрал разбросанные по комнате бумаги. Ему стало стыдно. Он задумался над тем, сколько людей отдали свои жизни, чтобы Романцев мог все это прочесть.
— А что ты хотел? — сказал он самому себе. — Ты надеялся, что Стоун окончательно выжил из ума или решил до смерти напугать тебя? Ты ведь не поверил ни единому слову Стоуна, когда он рассказывал об Авторитете. Ты решил, что сразу же найдешь слабину в его доводах или ошибки в расчетах. Ну что, умник? Ты нашел следы мистификации? Нет, тебе не удастся ткнуть Стоуна в его ошибки. Потому что Авторитет — существует. И теперь именно тебе придется иметь с ним дело. Пришел твой час, Романцев. Так что прекрати истерику, садись и работай.
Стоун вернулся, как и обещал, ровно в восемнадцать ноль ноль. В руке он держал небольшой плоский чемоданчик цвета мокрого асфальта. Романцев сидел за столом, уставленным использованной посудой. Его ноги покоились на крышке стола, рядом с тремя пепельницами, доверху наполненными окурками. Стоун посмотрел на письменный стол. На нем возвышались четыре аккуратные стопки папок, словно к ним за это время никто не прикасался. Затем он перевел взгляд на Романцева, который с мрачным видом рассматривал носки своих туфель.
— Вы закончили? — сухо спросил Стоун.
Романцев медленно затушил сигарету, стащил ноги со стола, поднялся и подошел вплотную к Стоуну. Стоун лишь немногим уступал Романцеву в росте, поэтому они без труда могли заглянуть друг другу в глаза.
— Знаете, в чем проблема таких людей, как вы, Стоун?
Стоун удивленно вскинул брови.
— В чем?
— Вы опасны. Да, вы опасны для людей в не меньшей степени, чем этот самый Авторитет, за которым вы охотитесь. Я считаю, что вы даже опаснее, чем он.
Романцев произносил слова медленно и веско, словно клал из кирпичей стену, которая отныне должна отгородить его от этого человека. Лицо Стоуна приобрело землистый оттенок. На дне его холодных голубых глаз плескалась свинцовая муть.
— Такие, как вы — большая редкость. Если бы вас было много, миру давно бы наступил конец. Вы появляетесь, когда у людей возникают большие сложности. Вам кажется, что вы знаете мир, как собственные пять пальцев, и можете сделать с ним все, что сочтете нужным. Вы сильны, умны и расчетливы. Только вы знаете, как нужно поступать в трудную минуту. Вы говорите правильные слова, и люди вам верят. Вам невозможно не верить, ведь вы так похожи на самого Господа Бога. Как и Создатель, вы действуете быстро и эффектно. Вы возводите сначала конструкцию в собственном уме, а затем стремитесь воплотить ее в жизнь. Вам кажется, что это так просто — быть Богом. Достаточно лишь поплевать на ладони и за шесть дней сотворить новый мир.
Романцев придвинулся еще ближе к Стоуну и говорил ему теперь прямо в лицо.
— Но вы не Бог, Стоун. Даже Создатель допускает ошибки, куда уж вам до Него. Вы поднимаете общество на дыбы, пытаясь разом повернуть его на верный путь. Это очень опасно, ведь возникает хаос, пусть кратковременный, но хаос... Старого уже нет, а новое еще не родилось. Нет ничего привычного, знакомого, есть только люди, которые не понимают, как им жить в это смутное время. И весь ваш замысел летит к черту. А знаете, почему? Я скажу вам, Стоун. Потому что, кроме вас, есть еще такие существа, как Авторитет. Они терпеливо ждут своего часа, но без вас они не опасны. Ибо ждут они только одного — когда придете вы и посеете Хаос. В этот момент они и наносят свой разящий удар. Нет, — покачал головой Романцев. — Они не так сильны и умны, как вы. Но они знают природу людей лучше вас. Они знатоки человеческих душ, особенно их темной стороны. Им нужен хаос, и какая разница, сколько он будет длиться — дни, месяцы или годы. Они всегда успевают воспользоваться шансом, который вы им предоставляете. Они всегда успевают взять власть в свои железные руки. И создают новый мир, отличный от того, который пытались создать вы.
Благодаря вам появляются все эти Наполеоны, Гитлеры и Сталины, а миллионы обманутых людей распевают знакомую песню: «WIR MARSCHIREN WEITER WENN ALLES IST SCHERBEN FELLT...»[6]. И с каждым разом цена избавления от вызванных вашими усилиями чудовищ становится для человечества все более дорогой. А теперь, возможно, наступило время, когда он так и не сможет избавиться от вызванного вами к жизни монстра.
Стоун был раздавлен. И все же это был очень сильный человек. Он нашел в себе силы ответить Романцеву.
— Вы выдвинули против меня чудовищные обвинения, — глухим безжизненным голосом сказал Стоун. — Я не буду с вами спорить. Возможно, вы правы. Если это поможет делу, я готов всю вину за случившееся взвалить на свои плечи. Я готов также исправить допущенные ошибки, если такая возможность еще существует. Но вы забыли сказать о себе.
Настал черед Романцева удивленно вскинуть брови.
— Вы считаете себя поборником правды, — продолжил Стоун, — отважным рыцарем, сражающимся на стороне Сил Добра. Раз за разом вы посылаете вызов многочисленным негодяям, но те не торопятся вступить с вами в открытую схватку. Вы уже давно заметили, что на этом ристалище сражение ведется не по правилам. Ваш вызов попросту игнорируют, а ваши рыцарские доспехи и гордый, полный презрения к окружающим взор заставляет всех этих негодяев содрогаться от хохота. Вы остались одни на этом забытом ристалище, где уже давно не проводятся поединки. Ваши латы успели заржаветь, пока вы ожидали, что кто-нибудь поднимет брошенную вами перчатку. Поймите же, наконец, люди давно забыли, что такое честный поединок. Вы нелепы и смешны. Вы даже нелепее Дон Кихота, тот хоть сражался с ветряными мельницами, а вы торчите как истукан посреди заросшего ристалища и извергаете с высоты своего гордого одиночества пустые слова. Да, пустые слова. Потому что правда, которую вы изрекаете, никому не нужна. За ней ничего нет. А если есть, то за этой правдой скрывается либо Стоун, либо Авторитет.