…Как епископ, так и инквизитор имеют право независимо друг от друга призывать или арестовывать, или сажать под арест обвиняемых, накладывая на них ручные и ножные кандалы, если это представляется необходимым. В применении этих мер они отвечают перед собственной совестью. Заключать же людей, находящихся под следствием, в такие камеры, которые служат более для наказания, чем для подследственного заключения, или предавать их пыткам, или объявлять им приговор епископ может только совместно с инквизитором.
7
3 июня 1998 года
Руан, Франция
«Мы, архиепископ Руанский и Главный судья-инквизитор всей Франции, объявляем крестовый поход против служителей дьявола и его пособников.
С сего дня предписываем, приказываем и увещеваем всех и каждого, какое бы они ни занимали положение в обществе, исполняя добродетель святого послушания и под страхом предания суровому суду Святой инквизиции, явиться в течение следующих десяти дней и разоблачить перед нами тех людей, о которых идет молва, как об одержимых, или ведьмах, или колдунах, или вредителях здоровью человеческому, или государству и обществу.
Первые пять дней – это первый срок, а вторые пять дней – это второй, и последний, срок. Ежели те, которые знают о существовании людей, подозреваемых в этих преступлениях, не явятся и не укажут их, то они сами будут считаться пособниками дьявола, будут пронзены кинжалом отлучения и претерпят вытекающие из норм Святой инквизиции тяжкие наказания.
– Ну и как вам все это нравится?
Пьер Брассет вздрогнул от неожиданности и обернулся. Голос принадлежал пожилому мужчине среднего роста с седой шевелюрой, чем-то смахивающему на Жана Габена.
– Вы о чем? – озадаченно спросил он незнакомца.
– Вот об этом, – мужчина ткнул пальцем в сторону огромного плаката, который был наклеен поверх рекламного щита.
– Мишель Потье, – представился незнакомец. – А вы, похоже, не здешний?
– Как вы догадались? – удивился Брассет.
– Я хоть и не комиссар Мегрэ, но в жизни кое-что понимаю. Местные жители уже давно не обращают внимания на эти плакаты. А вы стоите рядом с вокзалом и читаете очередной шедевр Бешеного – так у нас прозвали Ролана Лекози, главного святошу и самого большого негодяя во всей Франции. Некоторые, отдавая дань старине, зовут его еще Молотом Ведьм. Я думаю, они делают это напрасно. Пока что он этим самым молотом попадает только самому себе по… ну, вы понимаете, что я имею в виду.
Брассет расхохотался и протянул руку:
– Пьер Брассет, журналист из Тулузы. А вы смелый человек, Потье. Не боитесь, что я донесу на вас инквизиции?
– Нет, не боюсь, – серьезно ответил Потье. – Вы из тех людей, у кого порядочность написана на лице. Так вы журналист?
– Да, то есть был журналистом до недавнего времени. Мою газету закрыли. Вот я и решил податься на север, думал, у вас тут с работой полегче. К тому же у меня здесь имеются друзья. Я уже давно обещал к ним наведаться, да все никак не получалось. Но я смотрю, у вас тут весело?
Брассет кивнул в сторону полуобгоревшего автобуса, лежавшего на боку поперек улицы.
– Как видите, – пожал плечами Потье. – Хотите холодного пивка?
– Не смею об этом даже мечтать, – тоскливо произнес Брассет. – У вас здесь даже воды ни у кого не допросишься. А тут еще эта жара с ума сводит…
– Вы правы, Пьер. Засуха в этом году небывалая. Но стоит ли удивляться? Как только у людей появляются сложности, так провидению становится угодно усугубить их новыми неприятностями. И зарубите себе на носу, молодой человек, если не хотите, конечно, стать одержимым: воду в этом городе пить нельзя. Кто-то регулярно подсыпает в городскую систему водоснабжения это дьявольское зелье. Впрочем, что это я вас держу на самом солнцепеке, – спохватился вдруг Потье. – Моя лачуга находится в четырех кварталах отсюда, на Рю-де-Пари. Вы не торопитесь?
– Торопиться в наше время вредно, – философски заметил журналист, – если только не спешишь попасть на тот свет. Так что я принимаю ваше предложение.
По дороге Пьер Брассет профессиональным взглядом фиксировал разительные перемены, которые произошли в облике города за те полтора года, которые прошли со времени его последнего посещения Руана. Витрины магазинов и окна первых этажей жилых домов были забаррикадированы мешками с песком и забраны толстыми стальными листами. Поверху все это дополнительно опутывала колючая проволока. Повсюду виднелись следы погромов. Несколько домов, встретившихся им на пути, выгорели полностью и зияли черными глазницами пустых оконных и дверных проемов. Город напоминал Брассету тяжело больного человека, судорожно цепляющегося за жизнь, хотя все основные органы жизнеобеспечения уже отказали. На улицах было малолюдно, городской транспорт агонизировал, и только отдельные смельчаки рисковали ездить по городу на своих автомобилях.