Они прошли мимо небольшого сквера. Обугленные деревья торчали, словно обгоревшие спички. Брассет заметил дюжину одержимых, которые, как гроздья винограда, кучно облепили единственную уцелевшую лавочку.
Потье перехватил взгляд журналиста и горестно вздохнул.
– Мне семьдесят два года, Пьер. Я еще крепкий старик, и у меня хватит сил, чтобы держать в руках оружие. Но против кого его направить? Когда коричневая чума затопила нашу страну и кованые сапоги вермахта грохотали по мостовой Елисейских полей, Франция не сдалась, и, несмотря на перенесенный позор, в котором была виновата продажная верхушка, родила Сопротивление. Лучшие сыны и дочери нации с оружием в руках сражались за свободу Родины. Я тоже в сорок третьем году, будучи еще безусым юнцом, вступил в партизанский отряд «маки». Но тогда мы знали, что наш враг – боши, и сражались против гитлеровцев с открытым забралом. С кем мы должны сражаться теперь? С этими? – Старик с горечью кивнул в сторону одержимых.
– А полиция, армия, в конце концов? – ошеломленный словами Потье, спросил журналист.
– О чем вы говорите, – раздраженно махнул рукой старик. – Вы же сами видите, что происходит. Они не способны справиться с той нечистью, которая наводнила наши города, подобно нашествию крыс. Все, что мы считали достижениями прогресса и цивилизации, все, чем мы гордились, рухнуло в одночасье, словно карточный домик. Франция гибнет, Пьер. Да что там Франция – весь мир содрогается в конвульсиях предсмертной агонии.
– Мишель – можно я буду вас так называть? – не слишком ли вы драматизируете происходящие события? Ведь во времена генерала де Голля беспорядки были еще почище нынешних…
– Это совсем другое, Пьер, – задумчиво произнес старик, перешагивая через одержимых, устроившихся прямо на расплавленном жарким солнцем асфальте. – Посудите сами, в Европе опять зажглись костры инквизиции. Кто бы мог предположить, что в самом конце двадцатого века дремучее мракобесие будет править свой бал? Кстати, вы так и не ответили на мой вопрос.
– А, вы имеете в виду тот плакат, который я читал у вокзала? Даже не знаю, что вам ответить. У нас на юге пока относительно спокойно, об инквизиции доносятся только отдельные слухи. Честно признаться, я считал, что дело, начатое Христом почти двадцать веков назад, закончила современная цивилизация. Она победила ад и навсегда избавила нас от дьявола. Хорошо сказано у Вергилия:
– А помните развеселую песенку Беранже? – подхватил Потье:
Ах, дорогой мой Пьер! В Средние века люди больше верили в наличие дьявола, чем Бога. Последние два столетия, казалось бы, навсегда покончили с дремучими предрассудками. Ан нет! Как только нас всерьез прижало, мы тут же бросились объяснять причины наших неприятностей действиями каких-то сверхъестественных сил. Под маской прагматизма и холодной логики в каждом из нас скрывается дремучее суеверие и страх перед неизвестным. Вместо того чтобы искать истинную причину наших бед, которая, я считаю, заключается в нас самих, мы пытаемся реанимировать старого беднягу черта, давно почившего в бозе. Немало еще людей, которым очень не хочется верить в смерть такой важной персоны, как дьявол. Особенно это относится к Ватикану. Святой престол решил воспользоваться нынешними смутными временами, чтобы вновь собрать в стадо своих заблудших овец. Вы смотрели последнюю передачу из Ватикана?
– Нет, меня мало интересуют новости Рима. А что?
– Неделю назад сам папа Пий XV при большом стечении народа и многомиллионной аудитории телезрителей вознес пылкую молитву к архангелу Михаилу, чтобы он снова взялся за свой страшный меч и, бросив военный клич на все четыре стороны света, вышел бы в поле помериться силами со старым врагом, которого он не доконал в первый раз. Сатана, дескать, опять мутит умы, и пора у него выбить дурь вместе с мозгами из головы. Ну, каково? С полгода назад папа после такой проповеди прямиком бы угодил в психиатрическую клинику. Полтора месяца назад, когда он восстановил учреждения Святой инквизиции, все это посчитали очередной причудой святош. Но на этот раз его слушали, затаив дыхание и раскрыв рты, миллионы людей, которым и впрямь не остается ничего другого, как поверить в происки дьявола. А сколько таких оболваненных и одураченных бросятся подкладывать дровишки в костер инквизиции?