– Это ни для кого не является новостью, – уточнил Стоун, – в том числе и для правительства. Наша реакция несколько запоздала, и мы объявили крестовый поход против мафии уже только с наступлением нового, девяносто шестого года. Как вы помните, он закончился полным провалом. Но еще задолго до этого, осенью девяносто пятого, в преступном мире прозвучало слово «Авторитет», и мне сразу же стало об этом известно.
– Я хотел бы узнать подробности, – попросил Романцев.
– В то время существовала группа промышленников, в основном это директора крупных сырьевых предприятий, которая при поддержке влиятельных госчиновников и правления двух московских коммерческих банков занималась крупными спекуляциями в сфере поставок сырья и энергоресурсов на Запад. Здесь были задействованы предприниматели из Тюмени, Волгограда, Уфы и Братска. Все узлы завязаны на Москву. Эта группа – кстати, далеко не самая мощная в стране – имела тесные связи с местной и зарубежной организованной преступностью. Одним словом, это был крепкий мафиозный клан с достаточно продуманной жесткой организационной структурой. В результате сделок, проворачиваемых этой группой, часть экспортной выручки оседала на секретных счетах западных банков. Только в трех городах – Цюрихе, Гамбурге и Франкфурте-на-Майне – они имели на банковских счетах около полумиллиарда долларов, еще двести миллионов они вложили в недвижимость и произведения искусства. Примерно столько же осталось внутри России, но структура вложения этих финансов была такова, что государство и общество ничего с этого не имели.
– Вы уговорили их вернуть деньги? – недоверчиво спросил Романцев.
– Не совсем так, – уточнил Стоун. – Мы заключили с лидерами этой группы соглашение, по которому они обязались в течение двух лет вернуть денежные средства в Россию, а мы со своей стороны предоставили гарантии безопасности для них самих и их денег.
– А если бы эти люди не согласились на ваши условия?
– У них начались бы неприятности, – жестко проронил Стоун. – Причем не только с нашей стороны, но и со стороны западных партнеров. В конце концов, что они в этом случае теряют? Ничего. Деньги остаются при них, но работают на Россию, а взамен правительство закрывает глаза на источник появления этих денег.
– Достаточно цинично, – хмыкнул Романцев.
– Простых путей не бывает, – парировал Стоун.
– Вы об этом уже говорили. Ну и что из всего этого вышло?
– Поначалу все шло гладко. По предварительному соглашению с правительством эти люди стали вкладывать деньги в экономику страны. Не скажу, чтобы они были в восторге от нашей затеи, но у них не было иного выхода. Это, кстати, не единичное явление, и к осени девяносто пятого в страну возвратились миллиарды долларов…
– Похищенных у ее народа, – подал голос Романцев.
– Похищенных, уворованных – какая разница? – поморщился Стоун. – Для нас было важно другое – вернуть эти средства и заставить деловых людей найти им лучшее применение внутри страны.
– И здесь кто-то вмешался в ваш расклад, – перебил его Романцев.
– И спутал нам все карты, – кивнул Стоун.
– Но у вас, как я понял, имелись все возможности, чтобы нажать на этих людей и заставить их выполнить свои обязательства.
– Мы использовали все, – Стоун поморщился, словно от сильной зубной боли. – Весь арсенал. Естественно, мы задали им кое-какие вопросы. Но вразумительных ответов не добились. Эти парни словно белены объелись. Я сам разговаривал с несколькими. Внешне это вполне нормальные люди, размышляют здраво и логично, но стоит им начать действовать…
– Одним словом, кто-то манипулирует этими людьми. Так?
– Да, именно так, – подтвердил Стоун. – Но доказать это не представляется возможным. Мы привлекли к решению этой проблемы видных психиатров, но они лишь разводят руками. Да и сами эти люди не вполне отдают себе отчет в том, что они делают.
Стоун надолго замолчал. Романцев посмотрел на часы. Разговор затянулся. На Стоуна это не похоже. У него каждое слово на вес золота, а каждый час расписан на месяц вперед. Особенно Романцева обеспокоила та часть беседы, которая касалась Авторитета. Он еще никогда не видел Стоуна столь беспомощным в изложении сути проблемы. Последний час Стоун кружил вокруг да около этой темы, словно опасался, что Романцев сочтет его за параноика, если он перейдет к изложению конкретных фактов. Стоун явно растерян. Даже не столько растерян, сколько напуган. Романцев представил себе, чем же можно так напугать этого человека, но ему ничего стóящего не пришло на ум. Пока Стоун молчал, Романцев понял одну простую истину: лучше бы ему так и оставаться мертвым. Потому что он, Романцев, – это последняя ставка Стоуна и тех, кто за ним стоит. Чтобы понять это, не нужно иметь семь пядей во лбу. Механизм уже запущен. Романцев не знал, что на этот раз задумал Стоун, зато он хорошо знал самого Стоуна. У него появилось предчувствие, что ему придется отработать каждую минуту этого странного бесконечного разговора. И работа эта будет похлеще той, которую выполняют грешники в аду.