– А что сам Романов? Какие объяснения он дал случившемуся?
– Ни-ка-ких. Он три месяца не разговаривал, а когда к нему вернулся дар речи, сказал, что не понимает, о чем идет речь. И от него отстали.
– Что, по-твоему, там могло произойти?
– У меня есть версия, – сказал Ураев, – и связана она с личностью Остапенко. Поговаривали, что он проявлял повышенный интерес к мальчикам.
– Гомосексуалист? – удивился Романцев. – Сколько же ему было лет?
– Семнадцать. А чему ты так удивляешься? Не знаешь, какие порядки в детских домах? Почти такие же, как в колониях для малолетних преступников. Воспитатели мало чем отличаются от тюремных надзирателей и так же пригодны к педагогической работе, как полинезийский дикарь к сборке космических кораблей.
– Они хотели его изнасиловать?
– А у тебя есть другая версия? – ответил вопросом на вопрос Ураев. – Скорее всего, заводилой был Остапенко, поэтому и пострадал больше всех.
– Чем Романов занимался после детдома?
– Поступил в ЛВИМУ, в простонародье «макаровка».
– Решил стать моряком? Но почему?
– А почему бы и нет? – невозмутимо спросил Ураев. – Для него это было очень удобно. Не забывай, он ведь круглый сирота, а морское училище – это хороший способ получить образование, живя при этом на государственном обеспечении. К тому же это элитарное учебное заведение, и туда не так просто попасть. Для него, естественно, поступление не составило никакого труда.
– Скорее всего, его прельщала возможность повидать весь мир, – высказал догадку Романцев. – Чем он себя там проявил?
– Ничем. Абсолютно ничем. Почти шесть лет учился на судоводительском отделении, но ни в каких «таинственных» происшествиях замешан не был. Но я все же раскопал там кое-что полезное для себя. Оказывается, львиную долю времени он просиживал в Публичной библиотеке. По своим фондам она входит в десятку самых крупных библиотек мира, так что ему было где «разгуляться». Я разыскал сотрудников, работавших там в то время, и вот что удалось выяснить. За эти годы он перечитал горы литературы, в основном научной. Спектр интересов поражает своей широтой: история, философия, теология, психология и, конечно же, точные науки. Причем, заметь, начинал он не с азов, как поступил бы в его случае любой другой человек, заинтересовавшийся той или иной областью знания, а сразу знакомился с конечными выводами и результатами, которых достигла наука на современном этапе.
– Понимаю, – кивнул Романцев. – Он пытался найти ответы на ряд интересующих его вопросов: кто он? откуда у него такие способности? не было ли раньше в истории человечества таких людей? И главное, пожалуй: как ему жить в этом мире? Я думаю, его настольной книгой должна была стать Библия, только в ее аллегориях и символике он мог найти что-то полезное для себя.
– Да, ты прав, – согласился Ураев. – Он посвятил изучению теологии значительную часть своего времени. Кроме Библии, были еще сотни источников, которые он прилежно штудировал, главное внимание при этом уделяя восточным религиям и культам. Большинство книг и рукописей он читал на языке оригинала.
– Ты хочешь сказать, что он знал древние языки? – изумился Романцев. – Но ведь он не занимался их изучением специально.
– А ты догадлив, – иронично заметил Ураев. – Я тоже себе сказал: «Черт возьми, Феликс! Этого не может быть. Парень в двадцать лет не может знать полтора десятка древних языков, каким бы вундеркиндом он ни был». Кстати, современную литературу он также читал на языке оригинала. Но и это еще не все. Он имел неограниченный доступ в закрытые фонды. В его руках побывали уникальные книги и рукописи, которые не то что в библиотеке – во всем мире имеются в единственном экземпляре.
– Как такое могло случиться? – спросил Романцев. – Я по себе знаю, к этим фондам и на пушечный выстрел не подойти.
– Я спрашивал об этом у сотрудников библиотеки, но они лишь пожимают плечами. Да, сейчас им кажется странным, что молодой человек знал едва ли не все древние и современные языки и имел доступ к уникальным книгам. Но в тот момент это не вызывало у них никаких подозрений. Они считали его гением и всячески старались помогать.
Я прекратил дальнейшие расспросы, навел справки в архиве училища и перебрался в Клайпеду, куда после окончания училища был направлен Романов. Новые встречи и новые сведения. По отзывам сослуживцев – способный, даже талантливый молодой человек. Никаких эксцессов и происшествий, ничего напоминающего трагедию семьдесят третьего года. К двадцати восьми он получил диплом КДП и неожиданно для всех оставил море.
– Когда это было? Год?
– Восемьдесят восьмой.