Восхождение к власти: Новый порядок
Пролог
«Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем».
— Первое послание апостола Павла к Коринфянам — глава тринадцатая, стих восьмой.
«Встал поутру, умылся, привел себя в порядок — и сразу же приведи в порядок свою планету».
— Антуан де Сент-Экзюпери. Из книги «Маленький принц».
«Не власть сего мира важна человеку в первую очередь, но то, что способно возвести его на высоту, сделать сильным и мирным. Я говорю о любви и семье, ибо разрушив их, уничтожив образ сих понятий, мы и обрекли наш мир на величайшее страдание. Власть приходила и уходила, но вот любовь и опора семьи, как были стёрты, так и не возводились в центр погибшего мира. Помните, что всякая власть упраздниться, а само её существование не способно сделать человека счастливым. Но вот построенная по добру семья и любовь вокруг человека могут укрепить его дух. Власть же, хранящая любовь и семьи, истинно достойна почитания. Нам же, что бы здоровый мир обрести нужно преуспевать в любви к Творцу и человекам, создавать семьи»
— Сарагон Мальтийский. Философ времён «Великого кризиса».
Пролог
Российское Имперское Государство. Владивосток. Одиннадцатое декабря.
В прекрасное ночной полутьме изумительного прибрежного города мало что можно разглядеть. Сумрак обволакивает все постройки, силуэты и детали, поглощая их, а приятный туман делает атмосферу более мистической, томной и завораживающей. Только свет высоких фонарей немного рассеивает плотный мрак холодными лучами неоновых ламп, заключённых в подобие светильников девятнадцатого века.
Старый город, ранее бывший столицей Приморской Республики, ныне жемчужина России на Дальнем востоке. Узкие улочки стесняют восстановление дома, чьим украшением стали украшенные и мастерски выполненные фасады. Улицы выложены гранитной и мраморной плиткой, на площадях и исторических переулках высажены клумбы с цветами. Но сейчас не растут тюльпаны и розы, ибо град укрылся лёгким снежным покрывалом, примерив на себя белый саван.
На улочках Владивостока ни души — в час ночи мало кто выходит из своего дома и только одна фигура бредёт сквозь сумрак. Вокруг слабо колышутся имперские флаги — чёрно-жёлтые полотнища с гербовым двуглавым орлом, многочисленные цифровые глаза берут в объектив одинокого человека. То и дело он попадается на глаза сотрудникам полицейской жандармерии, и даже его заприметил агент Службы Имперской Безопасности. Будь это обычный человек его бы уже спросили, почему так поздно он гуляет по улицам и составили протокол, но красный балахон, подпоясанный чёрным пояском, чётки в руках, символ слезы на одежде и блеск металлических пальцев говорит о статусе сего подданного. Его не задержат, ибо все знают, что этот человек наделён имперским иммунитетом.
Он медленно бредёт между двухэтажными зданиями, возвышающимися над клумбами, где некогда росли цветы. Лицо скрыто под капюшоном и маской. Внезапно человек остановился и нагнулся к земле. Его пальцы со снега подняли что-то, а кибернитческие глаза разглядели игрушку — на холодной ладони из металла покоится чёрный резной деревянный конь, размером со спичечный коробок.
Если бы у этого человека ткань у глаз не заменили кибернетические новшества, то возможно по его щеке потекла бы слеза. Но вместо этого в глубине груди, где плоть и металл составляют единое, пробудилось что-то от сожаления и скорби. Напоминание о старом, чего он сам лишился и что было забрано у другого человека, живущего за полмира отсюда.
— Отец Андрей, — внезапно раздалось сзади воззвание. — Поздно вы вышли на прогулку.
Существо развернулось и увидело, как к нему подходит высокого роста черноволосый мужчина, с мужественным лицом и тёмной полицейской форме. Дыхание выдаёт облачка пара, чего нет у «отца», ибо его механические лёгкие отдают лишь холодом.
— Хорошее время, — раздалась металлическая речь и мужчина протянул игрушку полицейскому. — Кто-то обронил.
— Ох, хорошо, — полицейский забрал коня. — Скинем на сайт городского департамента находок. Конечно не тоже самое, что ловить крамольников и республиканцев, но так же дело — благое.
— Прекрасно, — за звоном безжизненной речи Андрея не понятно, какую эмоцию он вкладывает в слова.
— Скажи, вот зачем ты уехал из Рейха? Сколько раз мы слышали от отца Павла, что ты с юга. Вот что тебя заставило в иноки уйти?
— Я уехал оттуда давным-давно. После того, как я не смог защитить смысл жизни моего друга, сама страна стала меня тяготить, — хладно ответил Андрей. — И сейчас там крайне неблагоприятная обстановка. Хотел бы, чтобы тогда, на Балканах, пошло всё иначе, но пути Господни неисповедимы.
Часть первая. Мятежник. Глава первая. В тени безумия
Часть первая. Мятежник.
Глава первая. В тени безумия
Двадцать восьмое декабря. Империя «Рейх». Рим.
Огромный, не вмещающий с высоты птичьего полёта город, раскинулся далеко за пределы семи холмов. В древности он был сосредоточением могущества средиземноморской империи, а затем стал светочем веры на долгие столетия. Но сейчас его отличительная черта это огромные серые монолитные постройки, обитые бронзой и скудно окрашенные, широкие улицы и площади, перемежающиеся с роскошными злотоукрашенными храмами, что сияют посреди серого моря подобно маякам для душ.
Небеса словно вторят облику славного града под ними — они укутались в мантию из грузных пасмурных облаков, нависая тяжёлым потолком над Римом, словно скрывая от лика Божьего тот ужас, что творится в городе. Ветер, прохладный северный поток воздуха летит сквозь улочки столицы, обдувая людей, вздымая маленький мусор и гоняя тучи пыли.
Но интереснее всего было бы наблюдать за городом не с выси, а с его улочек и блуждать среди домов, где творится то, что открывает всю сущность происходящего в стране. Чтобы увидеть действительность, нужно спустится с небес на землю, как это сделал высокого роста мужчина, бредящий сквозь людской поток, текущий по бетонным плитам, зажатыми между рослыми постройками. Он, будучи представителем одного из сильнейших ведомств в Империи, предпочёл идти пешком через городские дали. В тёмном простом тканевом пальто, со шляпой на голове, выглаженных чёрных брюках, опустив взгляд, он быстро пробирается через толпы народа, посматривая за «слугами дома государева».
В чёрной «броне» ходят стражи порядка. Это уже не обычная рядовая полиция, а усиленные охранные подразделения, обвешанные оружием, патронами, гранатами и тяжёлыми бронежилетами. Если обычные сотрудники правопорядка, высланные на патруль, носят при себе электрошоковую дубинку и пистолет, то эти не будут церемониться. При любом подозрении на нарушение порядка, эти «рыцари» будут беспощадно отстреливать нарушителя. Что мужчина и наблюдает — два полицейских залили огнём из дробовиков какого-то мужика, который сплюнул в сторону портрета Архиканцлера. Благо они собирались задерживать мужчину и загнали пули резиновые, поэтому он отделался синяками и грядущим суровым возмездием — ему сулит тюрьма или прилюдная порка со штрафом.
Помимо них в народ вышли, и квартальные судьи от Трибунала Рейха. Судебная система Империи обладает своими «воинами пистолета и протокола» для того, чтобы обеспечить в мир на улочках страны. Если полиция, Корпус Веры или иные силовые структуры исполнительной власти, или церкви имели право только задержать преступника, либо покарать в случае опасности, но по большинству дел всё равно суд должен был вынести решение, то вот квартальные судьи и иные силовые служащие в Трибунале могли прямо на месте задержать преступника и вынести решение. В тёмно-синих плащах, утянутых лёгкими бронежилетами, они высматривают любого, кто посмеет покуситься на закон Империи.
— Именем Империи Рейх я призываю вас внемлить слову раба государева, — стал говорить в громкоговоритель один мужчина, облачённый в тёмную рясу в шлёпках. — Добрые горожане славного града Рима, Культ государства призывает вас, нет, именем Канцлера вышняго, подчинённого воле Господа нашего, приказывает вам не стать сопричастниками мерзопакостного бунта, крамолы или иной попытки осквернить наш великий дом. О Рим благословенный! Ты жемчужина из жемчужин, выбранная самим Создателем для того, чтобы стать праведной столицей богоизбранного государства! — заключил проповедник.