Комаров, почесав щетину на полном лице не стал долго тянуть. Он сразу достал несколько скреплённых документов, положив их перед девушкой.
— Давайте начнём без прелюдий, — Константин сложил руку на груди, продолжив басовито твердить. — Здесь все бумаги на вас. Вы — Сериль Валерон. По крайне мере вас звали так пятнадцать лет тому назад. Сейчас вас зовут — Сигалит…
— Я поняла, — приподняв ладонь, оборвала мужчину Сериль. — Да, я та, кого вы искали. Я не буду спрашивать, откуда у вас информация на меня. Зачем?
— Нам необходимо, чтобы вы проследовали с нами в Империю «Рейх».
— Что? — смешалась Сериль, её взгляд стал вопросительным, немного жалостным. — Рейх. Зачем?
— Проблема с вашим мужем. Данте Валерон. Вы ведь его помните?
— Откуда мне знать, что вы говорите правду? — девушка с присущей агенту недоверчивостью спросила, но Эстебан уловил нотку волнений.
— Мы получили информацию о месте вашего расположения от Первосвященника, — Комаров протянул лист, на котором распечатанный текст объяснений Андроннику и роспись одного из глав Великого Израиля, который заверяет, что представитель сего документа имеет данные от него. — Поверьте, если бы мы были из разведки другой страны, то с вами не сидели.
— Простите, — в разговор вмешался Командор. — Но ему трудно без вас. Данте Валерон, ныне в статусе магистра ордена «Ангельской стражи», сейчас на грани жизни и смерти.
— Данте?! — вскрикнула девушка, её глаза блеснули слезами. — Мой милый Данте, я так давно про него ничего не слышала. Что с ним случилось?! Я могу с ним увидеться!? — вопросы последовали один за другим.
— Стой-стой! — забурчал Эстебан. — Я понимаю, что чувства и все дела, но давай по порядку.
— Да, говорите.
— Проблема в том, что он всё это время думал, будто вы умерли, — продолжил Комаров. — Скажем так, это очень сильно повиляло на его психику.
— Что!? Что с ним случилось? — едва ли не навзрыд спросила Сериль. —
— Вы так о нём волнуетесь, — сухо заговорил Командор, найдя небольшую фляжку и себя и отпив из неё.
— Не проходило и дня, чтобы я о нём не вспоминала, — Сериль опустила лицо на ладони и слабо зарыдала, потирая слёзы. — Я… я… мне трудно сказать. Столько лет прошло, — девушка собрала волю в кулак и смогла унять плачь, отерев щёки и глаза. — Простите за это.
— Мы вас понимаем, — Комаров откинулся на спинку стула.
— Вряд ли. Все эти пятнадцать лет, проклятые пятнадцать лет, каждый треклятый день я думала о нём. В ополчении, армии и спецшколе. О нём и дочери. Каждый долбаный день становился мукой разлуки.
— И теперь мы везём вас к нему, если вы не против.
— Нет, конечно же нет. Я… я безмерно рада, — на сей раз её щеку расчертила влажная полоса, Эстебан смекнул, что это слеза счастья. — Данте… мой Данте, как же давно я его не видела. Он сильно изменился?
— Поверьте он сильно изменился, — хмуро произнёс Эстебан. — При встрече вы его вряд ли узнаете.
Сериль погрузилась в собственные раздумья о которых Эстебан может только догадываться. Перед ним сидит женщина, потерявшая всё — мужа, ребёнка, любимую страну и ныне перед ней открыта дорога обратно. Командор видит её неопытность как агента, чувствует, что это первое задание, ибо кто пойдёт на такую встречу без прикрытия или станет работать в одиночке? Но теперь это станет последним её заданием, и скорее всего она бросит бывшую родину… ради возвращения этой жизни она пойдёт на всё.
— Простите, нам необходимо отправиться сначала в Великий Израиль и доложить командованию о ходе операции, — тревожно сказала Сериль. — Я… я просто не верю, что это происходит. Ещё день назад я отправилась, чтобы получить информацию об экономике китайских ферм. А эти люди, с которыми вы дрались, нужны были мне для поиска одной девушки.
— Марта Валерон?
— Да.
— Да. Нам сообщил один человек, что девушка с таким именем и фамилией была замечена в Южной Америке.
— Господи! — сорвалась Сериль. — М-моя дочь.
— Да, — голос Командора тоже дрогнул. — И мы собираемся за ней отправиться. Через два дня нас ждёт специальный тактический борт. Всё будет быстро и жёстко.
Глава одиннадцатая. Союзники
Глава одиннадцатая. Союзники
Спустя два дня. Директория коммун.
Парень в светло-серой форме взял в руки небольшой тонкий планшет, став по нему водить пальцами, в поисках нужной информации. Пока массивный транспортный вертолёт несётся над заснеженными полями в группе нескольких таких же машин. Рядом с ним, справа и слева, бойцы в такой-же форме, усиленные бронежилетами и держащие в руках длинные серебристые лазвинтовки на предохранителе.
Мужчина стал набирать какой-то текст на экране, и мгновенно отправил его собеседнику за многие километры отсюда:
«Как мой брательник?»
Тут же пришёл ответ:
«Приветствую Яго. Ситуация стабильная. Он пару раз вёл диалог сам с собой, пару раз впадал в истерику и панику, но всё ещё под контролем самого себя. Мои препараты здесь не справляются».
«Зараза», — стал печатать Яго. — «Ты его держи в норме, а то он совсем расклеится. Конец связи».
Мужчина
— А русские точно придут нам на помощь? — раздался вопрос от одного молодого паренька. — Или нам самим придётся сражаться против врага?
— Солдат, главный союзник — твоя храбрость. Так что засунь упование на помощь себе куда поглубже и надейся на себя. Понял? — прорычал Яго.
— Да, господин.
Яго не рад тому, что его оторвали от родной Ангельской Стражи и поставили командовать отрядом имперского гвардейского отряда «Палатина Аквила». Это даже не спецназ, а отборные части пехоты, который выпал судьбоносный шанс резко увеличить шансы Империи на победу. Долгие дни войн с Директорией Коммун принесли свои малые плоды — усилием трёх армий удалось прорваться через защитные пирометры страны, а также уничтожить три особых полка — Сторожевой по границам, Егерский и брошенный в отчаянии удержать наступление — Тактическо-партийные духовный. Вместе с этим Россия, Польша и Рейх уничтожили уже две армии, пытавшиеся противостоять их продвижению. Но эти победы дались нелегко, ибо обученные воевать, натренированные до лучших стандартов и одурманенные идеологией, они сражались с особым остервенением. Города Коммун пятой и четвёртой представляли из себя фантасмагоричное сочетание серых высотных монолитных блоков, прямых донельзя улочек и оборонительных сооружений. Они с кровью и потом прогрызались через защиту врага, отключая электричество и глуша волны, лишая врагов связи и коммуникаций.
Вместе с этим Яго встречал множество обычных людей — потерянных и лишённых ориентира. Ещё вчера им рассказывали, что Директория неодима, что она едва ли не единственная страна на планете, а теперь народ вынужден встретиться с захватчиками. Всё стало прахом для них, всё потеряло смысл и многие впали в депрессию, панику или безумие. Кто-то с оружием в руках попытался вернуть старые порядки. Бедные искалеченные люди лишись самой возможности нормально чувствовать и жить, ибо все их эмоции, вся их жизнь крутилась вокруг партии и страны, которых больше нет. Яго подумал, что Рейх хоть и со своими тараканами — заставляет чтить государство, возводит мораль на невообразимые высоты, призывает к молитве и вере, крестит огнём и мечом, но всё это детские шалости по сравнению с тем, что сделала Директория. Здесь Яго встречал людей без душ, целые роты рабов, которые использовались либо для утех, либо для тяжёлой работы. Детей не рожали, а выращивали по народным заказам, внося свои коррективы в их развитие. Подумав о всём этом, Яго готов был рассвирепеть от зверств, творимых коммунистами, ибо они не знали к жалости. Ни к преступникам, ни к собственному народу.
— Господин капитан, — раздаётся воззвание к Яго. — Что по эвакуации.
— Наша задача — уничтожить вражеское командование и Апостола Коммун, — мерно стал говорить Яго. — Оно находится в центре тридцатитысячного скопления войск красной шоблы. Мы прорываемся в самый центр и ликвидируем командование. Как думаете, какой идиот будет нас оттуда вытаскивать?