«— Давай не рассказывай мне сказок. Не говори об этом, ибо я знаю. Я — твоё чувство вины, переросшее тебя многократно и если ты не найдёшь покой в моих объятиях, то будешь мучим вечно».
Валерон готов был бы продать всё своё имущество, отдать все деньги или должности, лишь бы избавиться от назойливого собеседника. Магистр хватается за чёрные волосы, сдавив голову и усилием воли пытаясь отторгнуть от себя альтернативную личность.
«— Нет, не всё так просто. Я — твоя вина. И я тебе говорю, что ты должен был удержать Рафаэля от сих действий. Если бы не твоя нерасторопность и заносчивость, то мальчик был бы жив. И его жена… ох бедная Калья! Она бы не испытывала сейчас столько боли и гнева».
— О-ох, — тяжело выдохнул Данте, рухнув на пол и упершись спиной в холодную стену; сверху из окна надувает слабый ветер, ласкающий макушку Данте, который магистр практически не ощущает.
Неожиданно парень вспомнил, что у него есть более сильные таблетки. Вобрав все силы он смог себя поднять и ринулся к столику за которым работал. Книжные полки, ковёр и техника вокруг стали серыми декорациями, чем-то не существующим на фоне проблемы.
«— Таблетки тебе не помогут, Данте!», — кричит существо. — «Ты не убежишь от твоей вины. Ещё далеко с юношества ты не бог уберечь друзей. Помнишь ту боль, что приходилось терпеть их родителям? Ещё с юности ты убивал и грабил невиновных. Ты же помнишь тех парней-малолеток, у которых вы отобрали деньги? А ведь они несли их на выкуп за своего друга, которого потом продали в рабство. И ты не мог не знать об этом, мой Данте».
— Уйди, — шепчет магистр, перебирая руками бумажки, целлофаны, ручки, карандаши и провода, ища белые треугольники, но не находит их, что заставляет его дрожащими губами искать себе оправдание. — Я в эт-этом н-не вин-виноват. Я н-не з-з-знал.
Данте нашёл таблетку и схватил её, подведя к губам. Он положил её на язык и сглотнул, ощутив её шероховатую поверхность. А в мыслях появилась воспоминание о том, что она подействует в пределах часа.
«— Этим тебя ты не спасёшь. Я снова и снова буду являться к тебе. Воззри на дела свои, человек и увидь, что все они пропитаны поражением. Помнишь клятву в детстве, что спасёшь родных, ибо мать твоя сгинула? Ты помнишь клятву в храме? Ты не сдержал их».
— Ну яви себя! — закричал в отчаянии Данте, уже не зная, что делать.
Перед Данте объявился тот, кто мучил его всё это время. Посредине комнаты сначала образовался пучок света, который стал темнеть, пока не стал цветом угля. Затем эти волокна стали клубиться и разрастаться до тех пор, пока не обрели форму чёрного человека, облачённого в пальто, брюки и сапоги. До тошноты смрадным запахом веет у ног этого существа дым, создающий вокруг альтер-эго странную жуткую вуаль. Магистр направил взгляд на лицо существа и нашёл в нём себя, только это перековерканная маска боли и страданий, а вместо глаз два пылающих огоньками смерти изумрудных пучка света. Губы не шевелились, но громкий обвинительный и мерзкий глас раздался словно отовсюду:
«— Данте, Данте… Данте. Ты хотел увидеть меня, и ты зришь. Найдя меня в себе и себя во мне, ибо мы едины».
— И что же ты хочешь? — спросил Данте, ползком добираясь до ближайшего дивана.
Существо медленно проплыло возле него, и встало рядом, будто мать над ребёнком. Костлявые пальцы коснулись головы, потрепав волосы, и Данте будто бы ощутил могильно-холодное прикосновение этого существа. Не раскрывая рта, тварь донесла до магистра своё желание, Данте только с опаской и отвращением смотрел на лицо, которое даже не изменилось:
«— Забвение. Вечное и сладкое. Оно ждёт тебя, магистр. Тебе стоит только сделать это. Один шаг и ты в его лапах. Поверь, там ты проведёшь до конца жизни».
— Не-е-е-ет! — взревел Данте.
«— Ох, мальчик мой оно взывает к тебе. Иди, купи алкоголь и начни свой путь в синюю бездну. Или может тебе хорошо станет от табака, или порошков необычных? Мой милый Данте, брось всё… ты ведь никого не смог сберечь, так смысл вообще что-либо делать? Брось всё, найди утешение своё в судорожном забвении удовольствий. Будь то в алкоголе, наркотиках, игрищах или объятиях блудниц. Неважно, Данте, главное — тебя ждёт забвение в этом… ибо оно ведёт к абсолютному омертвению души».
Валерон смог забраться на диван. Пока таблетка не подействовала, он вынужден терпеть самого себя, истязания альтер-эго, которое наконец-то озвучило свои требования. Данте всегда думал, что его цель — сначала он должен выжить, затем он должен оберегать добрых людей и сражаться во имя Канцлера по всему миру. Потом его долгом стала охрана и забота о жене и детях. Воспитанный в духе постоянного долга ему трудно было проявить вольность в душе, в том числе в области любви. А потом его миссией явилась охрана державы. Но порождение его тёмных углов подсознания призывает всё это бросить, и уйти в безумие. Данте понимает, что это — порождение обратной стороны постоянного желания и стремления исполнить долг. Это концентрат вины и протеста, ложь эмоций, что призывает уйти с единственного возможного жизненного пути, лишь бы не исполнять предначертанное.
«— Ты познаёшь меня, Данте», — прошипел зверь, радуясь мыслям магистра.
— Ты — есть отражение перекосов во мне, — слабо лепечет Данте.
«— Моя сущность куда более инфернальна», — льётся леденящий ужас альтер-эго, которое склонилось над Данте и гладит его по лбу, уподобившись пародией на заботу матери о сыне.
— Святый Боже, — взмолился Данте и потянул ко лбу пальцы, скрещённые в двуперстии по обычаю имперской церкви, — П-п-пом-моги мне.
— Я, — голос существа задрожал, и стал слабеть, а его образ медленно стал исчезать из видимого мира. — Ещё вернусь, — Данте не знает, что ему помогло — крест или таблетки, но он рад избавиться от собеседника; и когда он покинул магистра, Валерон смог закрыть глаза и предаться сну. Хоть на немного.
Глава тринадцатая. «На запад солнца»
Глава тринадцатая. «На запад солнца»
Спустя двое суток. Южная Америка.
Самолёт — вытянутая серебристая машина прекрасной обтекающей формы на всех скоростях стремиться е одному из главнейших городов Южноамериканской Федерации — собрании десятка разных государств, что для достижения цели более лучшей жизни и обороны. Зажатая между морями, с севера граничащая с Конфедеративными Штатами Америки, пребывающей в статусе республики, где власть на пару с партиями получили и производители наркотических веществ.
Внутри машины, которую неспособны засечь радары, расположилось несколько человек. Пилоты, ведущие самолёт на высоких скоростях, сосредоточено смотрят на устройства и морскую гладь. В кабине расселось четверо — трое мужчин и одна женщина. Первый облачён в лёгкую кофту цвета хаки, поверх которой натянут бронежилете, тёмные джинсы и ботинки. Его полное лицо обращено к мужчине, у которого уже проглядывается седина через панаму, а сам человек в возрасте надел всё военное. Ещё двое — мужчина в чёрной рубашке и бронежилете вместе с девушкой, которая предпочла массивной защите лёгкую тёмную одежду.
— Комаров, и как вы собрались пробиваться через уличное ополчение? — резко спросил мужчина в панамке, говоря на языке Рейха. — Их же там немерено будет. Если верить данным разведки, то вам придётся драться с тремя сотнями уличными отбросами Рио-де-Жанейро.
После этих слов, все вспомнили недавние рассказы и сводки о Южноамериканской Федерации. Республика, с сильной фигурой президента, оказалась совершенно бессильна против власти преступников. У них не оказалось настолько сильного лидера, как Канцлер или Император Всероссийский, а поэтому, чтобы сохранить порядок и привести народ к процветанию, было решено дать вольности преступникам, при этом обратив весь рупор пропаганды патриотизма на них. После этого получилось странное сочетание — бандиты-патриоты, что явились в лице наркобаронов, которые собирают ополчение, чтобы охранять покой людей в фавелах*, или синдикаты контрабандистов, создающих фонды помощи бедным. Всё это странно оказалось, но этот старый мир ещё и не то способен преподнести.