— Женщина-астроном — это, наверно, знак дня нынешнего? — заметил Кравцов, воспользовавшись паузой. — То, что женщина увидит в небе, мужчине ухватить мудрено...
— Это почему же? — спросила она смеясь.
— Глаза всех богородиц устремлены к зениту — это же должно было им что-то дать, а?..
Она приумолкла — ей не нравилось, когда над нею смеялись.
— Женщине еще предстоит сказать свое слово в астрономии, — пообещала она грозно.
— Город астрономов... это, наверно, необычно... Жить на земле, а мысль свою переселить на небо. Так?
— Пожалуй... как в лавре! — отозвалась она, но улыбнулась несмело, точно где-то рядом был отец Петр.
— Настоятель монастыря есть и первый подвижник? — спросил Кравцов — система его вопросов была последовательна. — Атмосфера послушания?
Он не спускал с нее глаз — в этом маленьком существе, для которого плетеное кресло было даже просторно, казалось, сокрыта энергия ума немалая.
— Настоятель? Мой прежний настоятель... там, за хребтом, сказал как-то: «Галактика — это большой город, в котором находится наш дом — Солнечная система». Хорошо ведь сказал, верно? И потом развил этот образ: «То, что внешние галактики мы наблюдаем извне, помогает сразу схватить их очертания. Такое впечатление, как если бы в полуночный час вы летели бы на большой высоте и под вами проплывали города, — их очертания, их план воспринимаются по огням-звездам. Разные города, как галактики...» Все прости и точно обозначил. Хорошо, правда? Это и есть настоятель...
— Город астрономов — это что же... маленькая республика ученых? — спросил Михаил заинтересованно. — Республика, которой правит современное знание? Помните мечту Уэллса о государстве, которым руководят ученые? В ней, этой мечте, не все наивно. Убежден, что наш завтрашний день тут может что-то и воспринять.
Михаил задумался — ему очень хотелось сказать ей: «Мне такая республика симпатична — доверяю знанию...»
— Она, эта наша маленькая республика, хороша уже тем, что в ней женщины исследуют пульсирующие звезды, — засмеялась Анна.
Кравцов поймал себя на мысли: «Анна — это характер, и, быть может, непростой, но тогда почему так легко с нею?»
Хлопнула калитка — на садовой дорожке зашумел гравий.
— Папа увидит — не отобьешься! — прыснула Анна, и недопитый кагор исчез со стола.
Явился Коцебу, сопутствуемый отцом Петром, — неблизкая дорога и жара утомили и пот катился с них градом.
Анна приподнялась на цыпочки, сказала Коцебу «папочка» и ткнулась губами в щеку, постно. Вслед за этим отец Петр внес коробку из-под галет, перевитую белыми шнурами, потом еще коробку, каменно тяжелую, в которой что-то соблазнительно позванивало.
Коцебу протянул руку Кравцову, уважительно, и, обратив глаза на коробки, произнес брезгливо:
— Какие-то шнуры в узлах — фи!.. Прежде у Елисеева это делали чище... — у него была потребность выразить эту брезгливость.
Одну из коробок тут же распечатали и достали бутылку «Столичной» — она была новенькой, эта бутылка, точно младенец новорожденный, и хороша на удивление. Потом достали белую булку, какую-то первозданную, и кусок белорыбицы, аккуратно наструганной. Принесли хрустальные рюмки и точно рассыпали их по столу.
Выпили — водка хранила прохладу.
— Простите меня, но церковная дипломатия, по моему скромному разумению, — это часть отечественной дипломатии... — неожиданно произнес Коцебу, разливая водку, — бутылка «Столичной» в его толстой руке чуть-чуть подрагивала. — Не может быть иначе — у нас у всех за спиной родина!.. — заметил он, точно отвечая на возражения, — тирада была адресована Кравцову, предполагалось, что возражает он.
— Миша — не дипломат, папочка, Миша — математик, — произнесла Анна, но это не возымело действия.
— Вот Чичерина, например, завидно взять и мне в учителя!.. — возгласил Коцебу почти патетически. — Не откажусь, понимаете, не откажусь ни от одного слова, к которому он обратился в этой своей знаменитой самоанкете... Помните? — Он затих, вспоминая текст самоанкеты, — в глазах его не было смятения, была радость: видно, он не впервые воссоздавал анкету. — Любимые качества в героях литературы? Проблематичность, амбивалентность!..
Его глаза сияли, он был очень доволен собой.
— Папочка, ты прочел это, как читали заправские декламаторы в нашей школе, — возразила Анна. — А ведь это по сути своей атеистично.