— Пора... почему?
Андрей внимательно посмотрел на брата.
— А ты разве не знаешь?.. «Когда полнощная царица дарует сына...»
Владик вспыхнул.
— Не знал... — сказал он и подумал: «Какая она, Капитолина? (Он звал ее так.) Такая же церемонная в своей тафте и остроносых туфлях?» Он вспомнил, как она явилась на первоянварский вечер в школу, обнажив плечи, и вызвала замешательство. Впрочем, в то время как девчонки шарахнулись от нее, мальчишки устремились к ней, почти все мальчишки, — Владика среди них не было. А вообще все началось раньше, много раньше...
И Владик вдруг увидел дом над Кубанью, где обосновались братья Евсеевы, когда Андрей получил назначение сюда, и новую школу через дорогу, совсем новую, с плохо промытыми стеклами, и девушку с распущенными волосами, похожими на золотые дымы Млечного Пути, какими они видны только на Кубани. Тогда Капа не носила еще своих «растопырочек», но была вполне стильной: юбка с накладными карманами, платье, расшитое красным шнуром. «Кто это у тебя?» — спросил Андрей, стягивая комбинезон — он только что вернулся с полетов. «А что... стиляжка, да?» — вымолвил Владик, оробев. «Нет, почему же, — неопределенно ответил брат и предложил: — Владислав, сбегай в магазин, поужинаем втроем...» — «Втроем?» — переспросил Владик, не зная, радоваться ему или огорчаться. «Да, втроем...» — ответил Андрей, теперь уже громко, так, чтобы слыхала Капа, которая была за стеной. Владик смутился: брат мог бы и не говорить об этом сейчас — в конце концов, в их доме девушка. И тем не менее Владя обрадовался: чем плохо сесть за стол втроем?
У него не было причин для беспокойства и после того, как, вернувшись, он застал несколько необычную картину: играл патефон, а брат танцевал с Капой... Владик сидел в углу и смеялся до слез, да, именно до слез, так, что пришлось трижды снимать очки и протирать их. В самом деле было смешно, как Андрей танцевал танго: он не слушал музыку и сбивался с такта, нельзя хорошо танцевать, если не слушаешь музыку. А Капа? Она танцевала здорово! Она была очень музыкальной, Капа. Да, эта ее ритмичность в походке, жестах, в манере держать голову, как держат ее только голуби, чуть наклонив, будто бы подставив солнцу, была от музыки. И обостренное восприятие красивого тоже от музыкальности, хотя иногда Капа и в самом деле выглядела стиляжкой: эти ее платья, расчерченные желто-лимонными, фиолетовыми и алыми шнурами... Кстати, она все шила сама, шила быстро, не боясь ножниц: в одну ночь — новое платье.
В общем, в тот вечер они ужинали втроем. Здесь не было ничего необычного, как, впрочем, ничего не было необычного в том, что брат пошел провожать Капитолину. В конце концов, Владислав сам предложил именно этот вариант: он остается дома жарить бифштексы, а Андрей отведет девушку домой — Андрей уезжает на полеты в четыре и должен подкрепиться надежно, а бифштексы у него не получаются, они у него горят. Ничего подозрительного в этом не было: брат танцевал с девушкой танго и потом пошел ее провожать, а он, Владислав, жарил бифштексы... Подозрение закралось позже, когда однажды душным июньским вечером он вдруг услышал под старой белолисткой на бульваре голос брата и Капы. Правда, Владик слышал только их голоса и ничего не видел, да и мудрено было что-то рассмотреть во тьме июньского вечера, да еще под многослойной кроной старой белолистки.
Сколько ни протирал Владислав свои очки, он ничего не видел, но слышал явственно. Правда, они говорили не о любви, даже наоборот, они говорили о Веге и ее способности указывать дорогу путнику в любое ненастье, но это было слабым утешением. В конце концов, какая необходимость двум молодым людям в такую ночь забираться под крону белолистки и обсуждать тайны Веги? Нет, это было слабым утешением... Помнится, Владик ушел во тьму и, опустившись на камень, лежащий у дороги, закрыл лицо руками. Остро болело сердце, и не было сил подняться. Когда Владя отнял руки, они были мокрыми, и все вокруг размылось и утратило четкость. Нет, не потому, что он плакал (плакать из-за девчонки — никогда). Он просто потерял очки.
Наутро Андрей спросил брата: «Чего это у тебя... глаза красные?» Владик как-то немощно приподнял плечи и попробовал улыбнуться: «Я шел против ветра, я долго шел против ветра, Андрюша...» — «Вчера?» — переспросил Андрей. «Да, вчера...» — сказал Владислав и покраснел — он никогда не врал брату. Брат ушел, а у Влади не было сил сдвинуться с места. Только сейчас понял он: не было прекраснее этой девушки на свете — он любил ее.
И впервые Владислав ощутил: все случилось потому, что ему противостоял Андрей, его родной брат. Нет, дело даже не в том, что Андрей такой большой и ладный, а он, Владя, мальчик-очкарик. Главное, что Андрей... да какое может быть сравнение? Брат взнуздал свою тысячу коней и погнал их в поднебесье, а ты, ну, что значишь ты, мальчик в пыльных башмаках с вечно стоптанными каблуками и заросшим затылком, которому девчонки говорят: «Владя, а ты повестку из парикмахерской получил?» Да, Андрей взнуздал свою тысячу коней, а ты... что можешь взнуздать ты? И потом: вот учился Владик с Капой, она была его школьным другом, его однокашницей, а потом вдруг получилось, что все это ему только так казалось, а на самом деле она женщина и ее сверстником являешься не ты, а человек на шесть лет старше тебя, а ты... ты... ну, предположим, если бы она была, как сейчас, в десятом, а ты почти перваком! Что же это такое... игра природы?