В сером помещении его усадили напротив офицера разведки секретной службы рэков, человека с серой лягушечьей кожей, влажным серым ртом и острым, пытливым взглядом.
- Вы - Эрган, - заявил офицер. - Эмиссар, направленный к Барочнику из Саломдека. Какое у вас задание?
Эрган смотрел ему прямо в глаза, надеясь ответить что-нибудь беззаботное и убедительное. Он ничего не придумал, а сказать правду - значит спровоцировать немедленное вторжение рослых, узкоголовых воинов-рэков в черных мундирах и черных башмаках и в Белаклоу, и в Саломдек.
Эрган не сказал ничего. Офицер подался вперед.
- Спрашиваю еще раз; потом вас доставят в нижнюю комнату.
Слова "нижнюю комнату" он произнес, словно они писались с большой буквы, и в голосе его звучал оттенок удовольствия.
Эргана прошиб холодный пот, поскольку он знал о пытках рэков, и он сказал:
- Я не Эрган, меня зовут Эрвард. Я - честный торговец жемчугом.
- Это не правда, - возразил рэк. - Мы поймали вашего помощника, и с помощью компрессионного насоса он выложил ваше имя вместе со своими легкими.
- Я - Эрвард, - повторил Эрган, ощутив холод в животе.
Рэк подал знак:
- Отведите его в нижнюю комнату.
Тело человека, обладающее нервами, которые предупреждают об опасности, словно специально предназначено для боли и великолепно взаимодействует с мастерством мучителя. Специалисты рэков изучили эти свойства организма, а другие особенности нервной системы были открыты случайно. Выяснилось, что определенные сочетания давления, нагрева, напряжения, трения, скручивания, импульсов, рывков, звукового и визуального шока, паразитов, зловония и мерзостей создают условия для целенаправленного воздействия, в то время как избыточное применение единственного метода вело к снижению эффективности.
Все эти знания и навыки были брошены на штурм твердыни нервов Эргана, и на него обрушили целый арсенал боли: острые рези, тупые продолжительные боли, от которых не спят по ночам, ослепительные вспышки, бездны разврата и непристойности, перемежаемые непродолжительными сеансами доброты, позволявшими ему заглянуть в тот мир, который он оставил.
Потом - снова в нижнюю комнату.
Но он твердил лишь одно:
- Я - Эрвард, торговец.
И он все время пытался заставить свой разум переступить через плоть к смерти, но разум все время останавливался у последней черты, и Эрган продолжал жить.
Рэки пытали в соответствии с заведенным порядком, и поэтому ожидание, приближение назначенного времени приносило не меньшие мучения, чем сами пытки. А потом - тяжелые, неспешные шаги рядом с камерой, его тщетные метания в поисках выхода, хриплый хохот тех, кто загонял его в угол и уводил, а потом хриплый хохот три часа спустя, когда его, всхлипывающего и скулящего, бросали на кучу соломы, служившую ему постелью.
- Я Эрвард, - твердил он, тренируя рассудок, чтобы самому в это поверить, чтобы его не застали врасплох. - Я - Эрвард! Я - Эрвард, торговец жемчугом.
Он попытался забить себе горло соломой, но за ним всегда следил раб, и это ему не позволили.
Он пытался умереть от удушья и был бы рад, если бы это удалось, но как только он впадал в блаженное забытье, разум его расслаблялся, и организм возобновлял бессмысленное дыхание.
Он ничего не ел, но для рэков это не имело никакого значения, поскольку они делали ему инъекции тонизирующих, укрепляющих и стимулирующих составов, чтобы поддерживать его рассудок на должном уровне.
- Я - Эрвард, - говорил Эрган, и рэки злобно скрипели зубами. Теперь речь шла о принципе; он бросил вызов их изобретательности, и теперь они долго и тщательно придумывали очередные изощрения и усовершенствования, металлические орудия новых форм, новые типы веревок для рывков, новые точки приложения напряжения и давления. Даже когда война вспыхнула вновь и было уже не важно, Эрган он или Эрвард, его содержали и поддерживали в нем жизнь ради проблемы самой по себе, в качестве идеального подопытного; поэтому его охраняли и берегли пуще прежнего, чтобы палачи рэков могли отрабатывать свои приемы, изменяя и улучшая их.
И однажды к берегу пристали галеры Белаклоу, и воины с плюмажами из перьев взяли штурмом стены Корсапана.
Рэки с сожалением разглядывали Эргана.
- Нам надо уходить, а ты никак не сломаешься.
- Я - Эрвард, - прохрипело существо, лежавшее на столе. - Эрвард, торговец.
Сверху послышались треск и грохот.
- Нам пора уходить, - сказали рэки. - Твой народ взял город приступом. Если скажешь правду, останешься жив. Если солжешь, мы тебя убьем. Выбор за тобой. Твоя жизнь в обмен на правду.
- Правду? - пробормотал Эрган. - Это хитрость... И тут он услышал победную песнь воинов Белаклоу.
- Правду? Почему бы и нет? Очень хорошо. И он сказал:
- Я - Эрвард.
Поскольку уже сам верил в то, что это правда.
***
Галактический Премьер был худощавым человеком с рыжеватыми редкими волосами на черепе красивой формы. Лицо его, ничем иным не примечательное, носило отпечаток властности, придаваемой большими темными глазами, мерцающими подобно огню в тумане. Физически он миновал пик молодости: руки и ноги его были тощими и гибкими; голова его клонилась вперед, словно под тяжестью сложнейшей механики его мозга.
Поднявшись с ложа, он с легкой улыбкой посмотрел через галерею на одиннадцать Старейшин. Они сидели за столом из полированного дерева, спиной к стене, обвитой лозой. Это были степенные люди, неторопливые в движениях, и лица их выражали мудрость и проницательность. Согласно установленной системе Премьер был главой исполнительной власти вселенной, а Старейшины составляли совещательный орган, наделенный определенными ограничительными полномочиями.
- Ну что?
Главный Старейшина неспешно поднял глаза от компьютера.
- Вы первым поднялись с ложа.
Премьер бросил взгляд на галерею, продолжая слегка улыбаться. Остальные возлегали в различных позах: некоторые - неподвижно застыв, стиснув руки; другие - свернувшись калачиком. Один наполовину сполз с ложа на пол; глаза его были открыты, взор устремлен в пустоту.
Премьер снова перевел глаза на Главного Старейшину, наблюдавшего за ним со сдержанным интересом.
- Оптимальный уровень установлен? Главный Старейшина заглянул в компьютер.
- Оптимальный уровень - двадцать шесть, тридцать семь.
Премьер выждал, но Главный Старейшина больше ничего не сказал. Премьер шагнул к алебастровой балюстраде позади лож. Наклонившись вперед, он посмотрел вдаль - солнечная дымка на много миль, а ближе к горизонту переливающееся море. В лицо ему подул ветерок, растрепав редкие рыжеватые пряди. Он глубоко вдохнул, размяв пальцы и кисти, поскольку в памяти у него еще свежи были воспоминания о пытках рэков. Через мгновение он развернулся и откинулся назад, опершись локтями о балюстраду. Он еще раз взглянул на ряд лож: кандидаты по-прежнему не подавали признаков жизни.
- Двадцать шесть, тридцать семь, - пробормотал он. - Возьму на себя смелость оценить свой уровень как двадцать пять, девяносто. В последнем эпизоде, насколько я помню, имело место неполное сохранение личности.
- Двадцать пять, семьдесят четыре, - произнес Главный Старейшина. Компьютер расценил как нецелесообразный последний вызов Бирвальда Хэлфорна воинам брэндов.
Премьер немного подумал.
- Мнение обоснованное. Упорство бесполезно, если не служит заранее определенной цели. Это недостаток, который я постараюсь изжить.
Он посмотрел на Старейшин, переводя взгляд с одного лица на другое.
- Вы не выносите никаких суждений, вы удивительно молчаливы.
Он выждал; Главный Старейшина ничего не ответил.
- Могу я поинтересоваться, каков высший уровень?
- Двадцать пять, семьдесят четыре. Премьер кивнул:
- Да, это мой.
- У вас высокий уровень, - заметил Главный Старейшина.
Улыбка исчезла с лица Премьера, на лице его появилось озадаченное выражение.
- И несмотря на это, вы все же не желаете подтвердить мои полномочия на второй срок. Вас все еще гложут сомнения.
- Сомнения и опасения, - ответил Главный Старейшина.
Премьер поджал губы, хотя лицо сохранило выражение вежливого недоумения.