Здоровяк в черном плаще снял с него ремни, храня полное молчание. В конце концов он спросил:
— Планета, которую вы представили напоследок, это ваше творение или воспоминание о реальности? У нас, в нашей системе ничего подобного нет, и в ней ощущалась отчетливость правды.
Добнор Даксат озадаченно посмотрел на него и неуверенно произнес:
— Но ведь это — родина! Этот мир! Разве то был не здешний мир?
Здоровяк странно на него посмотрел, пожал плечами и пошел прочь.
— Сейчас будет объявлен победитель наших состязаний и вручена драгоценная награда.
День был ветреным и пасмурным, галера — черной и низкой, с экипажем гребцов из Белаклоу. Эрган стоял на корме, разглядывая отделенное двумя милями бурного моря побережье Рэкленда, не сомневаясь, что оттуда за ними смотрят остролицые рэки.
В нескольких сотнях ярдов за кормой появился сильный всплеск.
Эрган обратился к рулевому:
— Их орудия имеют большую дальность, чем мы рассчитывали. Отойдем от берега еще на милю, а там нам поможет течение…
Не успел он договорить, как послышался протяжный свист, и он увидел черный остроносый снаряд, падавший прямо на него. Снаряд ударил в середину галеры и взорвался. Повсюду разлетались доски, тела, куски металла. Галера легла на развороченный борт, переломилась и затонула.
Эрган, успевший спрыгнуть, избавился от меча, шлема и наголенников почти в то же мгновение, когда коснулся студеной серой воды. Задохнувшись сначала от холода, он плавал кругами, то ныряя, то вновь появляясь на поверхности; затем он обнаружил бревно и вцепился в него.
От берега отошел баркас и направился к месту крушения, поднимаясь и опускаясь на волне, взбивая носом белую пену. Отпустив бревно, Эрган изо всех сил поплыл прочь от обломков. Лучше утонуть, чем попасть в плен: скорее пощадят хищные рыбы, которыми кишели здешние воды, чем безжалостные рэки.
Он хотел уплыть подальше, но течение влекло его к берегу, и в конце концов, когда у него уже почти не осталось сил сопротивляться, его вынесло на усыпанный галькой берег.
Здесь его обнаружила группа юных рэков и препроводила до ближайшего командного пункта. Здесь его связали, бросили в повозку и отвезли в город Корсапан.
В сером помещении его усадили напротив офицера разведки секретной службы рэков, человека с серой лягушечьей кожей, влажным серым ртом и острым, пытливым взглядом.
— Вы — Эрган, — заявил офицер. — Эмиссар, направленный к Барочнику из Саломдека. Какое у вас задание?
Эрган смотрел ему прямо в глаза, надеясь ответить что-нибудь беззаботное и убедительное. Он ничего не придумал, а сказать правду — значит спровоцировать немедленное вторжение рослых, узкоголовых воинов-рэков в черных мундирах и черных башмаках и в Белаклоу, и в Саломдек.
Эрган не сказал ничего. Офицер подался вперед.
— Спрашиваю еще раз; потом вас доставят в нижнюю комнату.
Слова “нижнюю комнату” он произнес, словно они писались с большой буквы, и в голосе его звучал оттенок удовольствия.
Эргана прошиб холодный пот, поскольку он знал о пытках рэков, и он сказал:
— Я не Эрган, меня зовут Эрвард. Я — честный торговец жемчугом.
— Это не правда, — возразил рэк. — Мы поймали вашего помощника, и с помощью компрессионного насоса он выложил ваше имя вместе со своими легкими.
— Я — Эрвард, — повторил Эрган, ощутив холод в животе.
Рэк подал знак:
— Отведите его в нижнюю комнату.
Тело человека, обладающее нервами, которые предупреждают об опасности, словно специально предназначено для боли и великолепно взаимодействует с мастерством мучителя. Специалисты рэков изучили эти свойства организма, а другие особенности нервной системы были открыты случайно. Выяснилось, что определенные сочетания давления, нагрева, напряжения, трения, скручивания, импульсов, рывков, звукового и визуального шока, паразитов, зловония и мерзостей создают условия для целенаправленного воздействия, в то время как избыточное применение единственного метода вело к снижению эффективности.
Все эти знания и навыки были брошены на штурм твердыни нервов Эргана, и на него обрушили целый арсенал боли: острые рези, тупые продолжительные боли, от которых не спят по ночам, ослепительные вспышки, бездны разврата и непристойности, перемежаемые непродолжительными сеансами доброты, позволявшими ему заглянуть в тот мир, который он оставил.
Потом — снова в нижнюю комнату.
Но он твердил лишь одно:
— Я — Эрвард, торговец.
И он все время пытался заставить свой разум переступить через плоть к смерти, но разум все время останавливался у последней черты, и Эрган продолжал жить.
Рэки пытали в соответствии с заведенным порядком, и поэтому ожидание, приближение назначенного времени приносило не меньшие мучения, чем сами пытки. А потом — тяжелые, неспешные шаги рядом с камерой, его тщетные метания в поисках выхода, хриплый хохот тех, кто загонял его в угол и уводил, а потом — хриплый хохот три часа спустя, когда его, всхлипывающего и скулящего, бросали на кучу соломы, служившую ему постелью.
— Я Эрвард, — твердил он, тренируя рассудок, чтобы самому в это поверить, чтобы его не застали врасплох. — Я — Эрвард! Я — Эрвард, торговец жемчугом.
Он попытался забить себе горло соломой, но за ним всегда следил раб, и это ему не позволили.
Он пытался умереть от удушья и был бы рад, если бы это удалось, но как только он впадал в блаженное забытье, разум его расслаблялся, и организм возобновлял бессмысленное дыхание.
Он ничего не ел, но для рэков это не имело никакого значения, поскольку они делали ему инъекции тонизирующих, укрепляющих и стимулирующих составов, чтобы поддерживать его рассудок на должном уровне.
— Я — Эрвард, — говорил Эрган, и рэки злобно скрипели зубами. Теперь речь шла о принципе; он бросил вызов их изобретательности, и теперь они долго и тщательно придумывали очередные изощрения и усовершенствования, металлические орудия новых форм, новые типы веревок для рывков, новые точки приложения напряжения и давления. Даже когда война вспыхнула вновь и было уже не важно, Эрган он или Эрвард, его содержали и поддерживали в нем жизнь ради проблемы самой по себе, в качестве идеального подопытного; поэтому его охраняли и берегли пуще прежнего, чтобы палачи рэков могли отрабатывать свои приемы, изменяя и улучшая их.
И однажды к берегу пристали галеры Белаклоу, и воины с плюмажами из перьев взяли штурмом стены Корсапана.
Рэки с сожалением разглядывали Эргана.
— Нам надо уходить, а ты никак не сломаешься.
— Я — Эрвард, — прохрипело существо, лежавшее на столе. — Эрвард, торговец.
Сверху послышались треск и грохот.
— Нам пора уходить, — сказали рэки. — Твой народ взял город приступом. Если скажешь правду, останешься жив. Если солжешь, мы тебя убьем. Выбор за тобой. Твоя жизнь в обмен на правду.
— Правду? — пробормотал Эрган. — Это хитрость… И тут он услышал победную песнь воинов Белаклоу.
— Правду? Почему бы и нет? Очень хорошо. И он сказал:
— Я — Эрвард.
Поскольку уже сам верил в то, что это правда.
Галактический Премьер был худощавым человеком с рыжеватыми редкими волосами на черепе красивой формы. Лицо его, ничем иным не примечательное, носило отпечаток властности, придаваемой большими темными глазами, мерцающими подобно огню в тумане. Физически он миновал пик молодости: руки и ноги его были тощими и гибкими; голова его клонилась вперед, словно под тяжестью сложнейшей механики его мозга.