Через некоторое время он нащупал в кармане трубку, она не сломалась — слава богу. Потом достал кисет, там оставалось немного табаку — это ещё лучше. Потом пошарил по карманам — и не нашел ни одной спички! А это уже печально. Мечты его разлетелись в прах. Одумавшись, он, правда, решил, что так даже лучше. Бог знает, к чему привели бы чирканье спичками и запах табака! Кто кинулся бы на него из черных ходов? Но все же на момент отсутствие спичек его огорчило. Охлопывая себя кругом, он наткнулся на рукоять кинжала, который взял в пещере троллей и о котором совсем забыл. Хорошо, что гоблины не заметили его,-он был засунут за пояс. Бильбо вытащил кинжал из ножен — и тот слабо засветился во мраке.
«Значит, тоже изделие эльфов!— подумал Бильбо!— а гоблины, хоть и не рядом, но и не так далеко».
Бильбо немного успокоился. Все-таки замечательно иметь при себе оружие, сделанное в Гондолине для войны с гоблинами, о которой пелось столько красивых песен. Это очень хорошо. Я уже заметил, что гоблины, увидев оружие эльфов, сразу терялись. Прям как тараканы дихлофоса, это было забавно и немного стрёмно.
«Идти назад?!— размышлял он!— Исключено! Вбок? Бессмысленно! Вперед? Единственная разумная вещь! Итак, вперед!»
Он встал на ноги и побрел дальше, держа в одной руке перед собой кинжал, другой касаясь стены. Сердце хоббита колотилось и трепыхалось аки бабочка в банке. Да, Бильбо, ты очутился в чрезвычайно трудном положении. Но я всё же должен помнить, что для него оно было менее трудным, чем было бы, скажем, для меня или для вас. Хоббиты все-таки не то, что люди. Кроме того, хотя норки у них симпатичные, уютные, хорошо проветрены и совсем не похожи на туннели гоблинов, хоббиты все же гораздо больше привыкли к подземным переходам, чем люди, и не так легко теряют способность ориентироваться под землей. Особенно когда уже опомнятся после того, как трахнулись головой о камень. Ступают хоббиты бесшумно, словно кошки, умеют ловко спрятаться как суслики и быстро оправляются от ушибов и падений как маленькие дети. У них неисчерпаемые запасы мудрых пословиц и поговорок, о которых люди никогда не слыхали или давно позабыли.
И все-таки мне лично не хотелось бы оказаться на месте хоббита. Казалось, туннель никогда не кончится. То и дело влево и вправо отходили проходы, Бильбо видел их благодаря свечению кинжала. Туда он не заглядывал, только торопился дальше, боясь, как бы оттуда не выскочили гоблины или еще какие —нибудь страшные твари. Он шел да шел, все дальше и дальше, все вниз да вниз. И по-прежнему ни звука, лишь изредка взмах крыльев проносящейся мимо летучей мыши. Прям как в фильмах ужасов, хотя у нас ту и так ужасы кругом. Сперва хоббит пугался как заяц, но потом перестал — мыши пролетали часто. Не знаю уж, сколько он так плелся, но хоббит наконец почувствовал, что устал, как никогда; ему казалось, что он уже перешел в завтра и так будет идти всю жизнь.
Неожиданно, ни о чем не подозревая, он плюхнулся в воду, а так как я был в его тени, то промок и я. Бр-р-р! Вода была ледяная! Это похоже встряхнуло Бильбо и заставило собраться. Я не знал, просто ли это лужа на дороге или берег подземного потока, пересекавшего туннель, или край глубокого и таинственного подземного озера. Кинжал почти перестал светиться. Бильбо замер на месте, как и я прислушался: «кап-кап» капали капли с невидимой крыши в воду. Никаких других звуков.
«Значит, это лужа или озеро, а не река»!— подумал Бильбо.
Хоббит не решался войти в воду в темноте. Ты дурак? Не лезь в воду, там мокро, противно и холодно. Плавать похоже хоббит не умел, и похоже ему представлялись разные противные скользкие создания с выпученными слепыми глазами, извивающиеся в воде. Странные существа водятся в прудах и озерах в глубине гор: рыбы, чьи предки заплыли туда бог весть как давно да так и не выплыли на свет, глаза их все выпучивались и выпучивались оттого, что они силились видеть во мраке. Есть там твари и более страшные, чем рыбы. Они поселились в пещерах раньше гоблинов и теперь скрываются по темным закоулкам, шныряют, подсматривают и разнюхивают. Мой немного атрофированный средиземьем мозг стрельнула мысль, о том что нам должен у озера встретится лысый, с тряпкой вместо трусов и сошедший из-за кольца карлик. Сука, здесь, в глубине и в темноте, у самой воды жил старый психованный Голлум — большая скользкая тварь. Блять, мне уже заранее жалко Фродо. Не знаю, откуда он взялся и кто или что он был такое. Голлум — и все. Черный, как сама темнота, с двумя громадными круглыми бесцветными глазами на узкой физиономии. У него была лодчонка, и он тихо скользил в ней по озеру. Это и в самом деле было озеро, широкое, глубокое и ледяное. Он греб своими длинными задними лапами, свесив их за борт, греб беззвучно, без единого всплеска. Не таковский он был, чтобы шуметь. Он высматривал своими круглыми, как плошки, глазами слепых рыб и выхватывал их из воды длинными уродливыми пальцами с быстротой молнии. Мясо похоже эта тварь тоже любил.
Жил похоже Голлум на скользком каменном островке посреди озера. Похоже тварь уже давно заприметила Бильбо и наставила на него, как телескопы, бледные глаза. Бильбо не мог видеть Голлума, но я его видел, но Голлум-то его видел Бильбо и изнывал от любопытства, понимая, что это не гоблин. Тварь влез в лодочку и оттолкнулся от островка, а Бильбо тем временем сидел на берегу, потерявший дорогу и растерявший последние мозги, — словом, совершенно растерянный. Беги придурок, беги пока оно тебя не покалечило. И вдруг бесшумно подплывший Голлум прошипел и просвистел совсем близко:
— Блес-с-ск и плес-с-ск, моя прелес-с-сть! Угощ-щщение на с-с— славу! С-с-сладкий кус-с-сочек для нас-с-с!
И он издал страшный глотающий звук: «Голлм!». Недаром имя его было Голлум, хотя сам он звал себя «моя прелес-с-сть». У хоббита как и меня чуть сердце не выпрыгнуло, когда хоббит вдруг услыхал шипение и увидел два бледных, уставившихся на него глаза.
— Ты кто такой?!- спросил Бильбо, выставляя вперед кинжал.
— А он кто такой, моя прелес-с-сть?!— прошипел Голлум (похоже он привык обращаться к самому себе, потому что больше ему не с кем было разговаривать).
Тварь явилась именно затем, чтобы разузнать, кто это к нему на огонёк заглянул. Голода вроде тварь сейчас не испытывала, только любопытство; будь оно голодно, оно сперва бы сцапал Бильбо, а потом уже зашипело.
— Я мистер Бильбо Бэггинс!- начал хоббит!- Я потерял гномов, потерял хранителя, волшебника и не знаю, где я, и знать не хочу, мне бы только выбраться отсюда.
— Что за ш-ш-штука у него в руках?!— спросил Голлум, глядя на кинжал, который ему явно не понравился.
— Меч, выкованный в Гондолине!
— Ты слышиш-ш-шь?!— прошипел Голлум и сделался очень вежливым!— Не присес-с-сть ли тебе, моя прелес-с-сть, не побес-с —с-седовать ли с ним немнож-ж-жко? Как ему нравятс-с-ся з-з-загадки? Может быть, нравятс-с-ся?
Голлум старался вести себя как можно дружелюбнее, во всяком случае, до поры до времени, пока не выяснит побольше о мече и о хоббите, один ли он в самом деле и можно ли его с-с-съес-с-сть, и не проголодался ли он, Голлум. Ну-ну, так я тебе это и позволил, тварь пучеглазая. Загадки — вот что пришло твари в голову. Загадывать загадки да изредка отгадывать их — единственная игра, в которую похоже твари приходилось играть давным-давно с другими чудными зверюшками, сидевшими в своих норках. С тех пор он потерял всех своих друзей, стал изгнанником, остался один и заполз глубоко-глубоко, в самую тьму под горой.