Валерий БОЛЬШАКОВ
Ц Е Л И Т Е Л Ь
Новый путь
Особая благодарность за консультации и конструктивную критику Владимиру Пастухову
Пролог
С мглистого неба, всклокоченного неряшливыми тучами, накрапывал дождь. Шкодливый ветер сквозил по улицам, выхватывая зонтики и швыряясь мокрым опадом. Самая подходящая погода для убийства.
— Направи нас, Господи, и помилуй… — угрюмый темнолицый водитель с розовым шрамом на щеке нахохлился, отрешенно перебирая чётки.
Его глубоко запавшие глаза цвета пасмурной выси созерцали божий мир, словно выглядывая из бойниц — настороженно рыскали вдоль и поперек дворика, шарили по наружным лестницам с точеными балясинами, обыскивали галереи, где на веревках никло белье.
— …и жизнь вечную даруй на-ам! — зевая, договорил чернявый мужичок, ёрзавший на переднем сиденье.
Темнолицый сжал зубы и затеребил чётки живее, погружаясь в бездумное ожидание.
Однозвучно скрипят «дворники», обмахивая ветровое стекло… Ровно урчит движок, иногда сбиваясь, словно мучимый тахикардией… Багряный кленовый лист с маху налипает на бледно-голубой капот «Жигулей»…
Внезапно сучковатые пальцы, размеренно оглаживавшие бусины, замерли — в приоткрытое окошко накатил дробный лестничный гул, выбитый резвыми ногами.
Рослый светловолосый крепыш в джинсовом костюме ссыпался по ступенькам и юркнул в зеленый пикап — с дизайнерской решетки радиатора блеснула синим «ижевская» эмблема.
— Он, вроде? — ждуще встрепенулся чернявый, хватаясь за «Смит-Вессон».
— Он, — буркнул водитель и резко осадил суетливого напарника: — Не здесь!
— А где?
— Где надо!
Темнолицый, пальцем оглаживая шрам, неотрывно следил за джинсовым молодчиком. Вскоре «Иж» газанул и мягко тронулся — было видно, как с темных узорчатых шин спадают налипшие корочки грязи.
— За ним! — хищно ощерился чернявый. Барабан револьвера вкрадчиво щелкнул, откидываясь на ладонь. — Быстрее, а то упустим!
Водитель «Жигулей» молча вырулил под арку, бодая бампером сырые потемки, и увязался за зеленой машиной.
— Когда крикну: «Давай!», поравняешься с ним, окно в окно, — быстро проговорил стрелок, запихивая в каморы тупоносые патроны. — Сразу после акции — гари!
Человек за рулем сумрачно кивнул, перекосив лицо.
Туманившиеся моросью улицы держали его в напряжении, и только «Глухой мост» дал отдых нервам — за пролетами из грубого бетона теснились разлапистые опоры, обвисшими проводами затягивая небесную хмарь, извивались шипящие трубы, тяжко приседали железнодорожные мосты. Промзона.
Пикап, бодро катившийся впереди, вырисовывался четко, как в оптическом прицеле.
— Давай!
Блёкло-голубой «Жигуль», дисциплинированно мигая поворотниками, пошел на обгон.
— Ну же, ну… — чернявый кусал губы от греховного нетерпения.
Егозливо закрутив ручку, он опустил стекло, исписанное косыми росчерками дождя — в салон дунуло свежестью, занесло, закружило бисеринки небесной влаги.
Шершавая ладонь согрела рубчатую рукоятку «Магнума», большой палец привычно взвел курок. Пора!
Курносый профиль за боковым окном пикапа стыл в последнем замешательстве. Грохнул выстрел.
Пуля сорок четвертого калибра вынесла стекло и погасила юный облик…
Я вскинулся на постели, часто дыша. Сердце мячиком прыгало в груди. Дрожащие пальцы отерли потный лоб.
«Ох… Кошмар какой-то… — мой рот перетянуло жалкой растерянной усмешкой. — Ага… И не надейся! Ничего тебе не приснилось!»
Я шумно выдохнул. Не сон это был, не сон… Сновидение всегда расплывчато и смутно, а тут… Как будто взаправду развалился на заднем сиденье тех самых «Жигулей» и смотришь кино с собой в главной роли. Блондинистый крепыш — это же я!
Мысли мельтешили, запутывая сознание. Вангую?..
— Чтоб ты еще придумал… — натянуто, с дозвоном в голосе, заворчал, сползая на ковер. — Двадцать раз отжаться! На пальцах! И планочку…
Вдоволь утомив плоть, я смирил разгулявшийся дух и босиком прошлепал к окну. Город спал, погруженный в синюю тьму. По мокрому асфальту расходились круги света уличных фонарей, тусклого и маслянистого. Облачная муть застила звезды, а вот с Солнцем этот номер не проходил — небо за Южным Бугом начинало сереть, обещая дивную зарю.
Сонно моргая, я смотрел на восток. Оттуда, просыпая секунды, роняя минуты, накатывал новый день, наступало будущее. Не удержавшись на мелкой волне пафоса, я длинно зевнул. Часа два до подъёма у меня точно есть…