Началась паника, суета. Суетились, конечно, женщины; Роман Валерьевич поднялся со стула и всячески показывал, что он наготове, но не знает, что именно делать.
Уложили женщину, подоткнули подушками, чтоб не упала. Много и вразнобой говорили по-английски. Выделялось, как заклинание, слово "Ана"...
Теперь Роман Валерьевич рассмотрел ту, что потеряла сознание. Довольно молодая, оказывается, но полная, оплывшая какая-то. Большая грудь увиделась лишь когда женщина оказалась в горизонтально положении - такие сдобные блины. Лицо вроде бы симпатичное, но неухоженное, без косметики, без чего-то такого, что заставило бы им любоваться.
Хозяйка прибежала со стаканом воды. Лежащей стали брызгать на лицо, слабо шлепали по щекам, мяли пальцы.
- Нашатырный спирт надо, - сказал Роман Валерьевич хозяйке; та посмотрела на него непонимающе и протянула трубку радиотелефона.
Роман Валерьевич передал ее Наталье Алексеевне.
Дозвонились до скорой, объяснили, что иностранка, гражданка Румынии, потеряла сознание, и не приходит. Диктовали адрес, код замка внизу... Серая кошка, воспользовавшись моментом, снова запрыгнула на стол и легла между посулы, круглыми своими глазами глядела на людей, словно бы призывая их взять ее за шкирку и сбросить на пол.
Конечно, Роман Валерьевич был растерян - растерян, но не напуган. Его взбадривали такие происшествия, заставляли очнуться от полусна однообразности. В мозгу начинали работать какие-то новые участки, рождались молодые клетки...
То ли вода помогла, то ли шлепки - женщина приоткрыла глаза, что-то пробормотала. Роман Валерьевич сел на стул.
- Что с ней? - спросила Наталью Алексеевну.
- Она, оказывается, беременна, и почувствовала кровь.
- М-м, н-да. - Роман Валерьевич поискал, что бы сказать еще, нашел: - Для беременных специальная скорая есть. У меня жена когда младшую дочку ждала, вызывала. Номер, жалко, не помню.
Сидели вокруг журнального столика, грустно, уголками губ, улыбались. Румынка пришла в себя, но продолжала лежать, лицо было неживое, желтое.
- Что ж, мы сделали все, что могли, - произнесла Наталья Алексеевна, будто оправдываясь. - Ждем скорую помощь... Может быть, продолжим? Это уместно?
Роман Валерьевич пожал плечами. Она задала тот же вопрос по-английски. Женщины несмело закивали, взяли свои блокнотики и ручки.
- Я спрошу коротко, - выпрямилась на стуле хозяйка. - Где вам нравится, в Москве или... или провинция? Вы ведь из Сибирь?
Это тоже была непременная тема встреч с иностранками. И, почти не задумываясь, не подбирая слов, Роман Валерьевич стал повторять то, что говорил раньше:
- Как писателю, мне интересна и Москва, и провинция. Везде в избытке тем для рассказов, повестей, романов. У меня довольно много вещей посвящено сибирской провинции. Это вообще уникальный мир, там живут совершенно другие люди, нежели в больших городах...
Румынка зашевелилась на диване, что-то со стоном проговорила. И женщины снова стали над ней хлопотать. Роман Валерьевич умолк. "Нет, продолжать не имеет смысла". Посмотрел на часы. Было около часа.
По просьбе румынки позвонили ее мужу - он работал неподалеку. Потом дали ей кубик рафинада. Роман Валерьевич поинтересовался, не диабет ли у нее. Нет, диабета не было.
- Простите, - обратился к хозяйке, - у вас где-нибудь можно покурить? Ну, смокинг.
- Ах, да, да, на лестнице там. Я дам пепельница. Мой бой френд... друг, тоже курит.
С пепельницей вышел в подъезд. Спустился на площадку между четвертым и третьим этажами... Так, гонорар вряд ли светит, да и книги на русском не разойдутся - кроме этой хозяйки никто по-русски ни слова...
Внизу, на улице, послышалось завывание. Смолкло. Вот и скорая. Быстро.
Чтобы не оказаться в центре событий, Роман Валерьевич скорей затушил окурок и вернулся в квартиру. Сел на свой стул.
- Ну что, - сказал Наталье Алексеевне, - видимо, продолжить уже не получится.
Она явно собиралась возразить, но в дверь позвонили, хозяйка, невольно совершая изящные движения, побежала открывать. "Бой френд, - вспомнил Роман Валерьевич. - Жалко. Вот одна бы в такой квартире..."
- Кто именно вызывал? - первым делом поинтересовался врач.
Наталья Алексеевна приподнялась:
- Я. А что?
- Почему код неправильно назвали? Хорошо, что человек как раз выходил, а то бы уехали...
- Извините, я здесь первый раз. Хозяева квартиры - иностранцы.
- Ясно. Так, все, кроме близких, освободите комнату. - Врач стал раскрывать свой железный чемоданчик. - Она на русском-то хоть говорит?
- Нет.
- Тогда переводчик нужен. Что с ней вообще?..
Роман Валерьевич вышел в прихожую. Потрогал стену - не известка, - прислонился. Слышал:
- Как ее зовут?
- Ана.
- Что - она?
- Ее зовут Ана. Фамилия - Родеску.
- Отчество?
- Отчество?.. У нее нет отчества - она иностранка.
Роман Валерьевич почувствовал, как кольнуло, словно слабым током, кончики пальцев: "Надо запомнить". И тут же досадливо поморщился - было. Кажется, в фильме "Осенний марафон", когда Басилашвили выкупал из вытрезвителя профессора-датчанина...
Взял с тумбочки пепельницу, снова пошел курить... Вообще бы уйти, но неудобно - вдруг помощь понадобится. Носилки, то, сё...
Вернувшись, нашел женщин, включая и Наталью Алексеевну, в проходе между прихожей и спальной. Они возбужденно разговаривали. Конечно, на английском. Кошки, задрав хвосты, терлись об их ноги.
- Кыс-кыс-кыс, - позвал Роман Валерьевич, не зная, чем себя занять.
Кошки не реагировали. Он подошел к женщинам. Послушал, стараясь понять, о чем они. От непонятных слов заломило в висках.
- Ну что, как там? - не выдержал, обратился к Наталье Алексеевне.
- Сорри? - Она не сразу сумела перейти на русский. - Подозревают выкидыш. Сейчас повезут в больницу...
- О, это ужасно, - выдохнула хозяйка и как-то обжигающе взглянула на Романа Валерьевича. - Извините, что так...
- Да что вы... - И он чуть было не добавил - "наоборот". - Что вы. Всяко бывает.
- Как? Я не совсем поняла.
- В жизни многое случается.
- О, да!
Серая кошка встала на дыбки, принялась точить когти о джинсы хозяйки. Мурчала. Хозяйка совсем по-русски согнала ее:
- Кыш!
- А кошки у вас бельгийские? - спросил Роман Валерьевич. - Оттуда привезли?
- Нет-нет. Эта - здесь. Такой комочек нашли в парадное. Теперь - красавица. А та из Санкт-Петербург везли. Мы один год назад приехали из Санкт-Петербург.
- М-м, красивый город.
- О, да!
Во время их разговора Наталья Алексеевна что-то говорила остальным. Может, переводила.
- Я хотела спросить, я не совсем поняла... - Хозяйка сделала полшага к Роману Валерьевичу, и оказалась так близко, что захотелось ее обнять, притиснуть. - Новый реализм, это совсем как было? Это но фикшен?
- Да нет, - Роман Валерьевич осторожно поморщился, - нет. Понимаете... - Рассуждать о литературе сейчас казалось нелепым, но что делать. - Понимаете, основа у нового реализма документальная, но форма вполне художественная. Что-то додумывается, какие-то факты меняются местами. Понимаете?
- Да, почти. Я читала вашу новеллу о службе. Об армий.
Роман Валерьевич уточнил:
- Которую Наталья Алексеевна перевела? - У него было несколько рассказов о своей службе в пограничных войсках.
- Да, да. Эта... И вот... И правда ли, что в вашей армий так? Так ужасно. Беспросветность. Невыносимо.
Роман Валерьевич про себя усмехнулся: "Какие слова знает сложные". А вслух изумленно воскликнул:
- Что же там невыносимого? Дедовщины нет, никто не погибает. М-м... Простите, я забыл, как вас зовут.
- Нинка.
- Нина?
- Да, это по-русски Нина, а на флэмиш - Нинка.
Роман Валерьевич замялся:
- А как лучше называть?
- Лучше - Нинка. Я так привыкла.
- Хорошо. Так вот. - Роман Валерьевич настроился подробно объяснить, что в его рассказе нет ничего невыносимого, а просто описаны сутки жизни на пограничной заставе. Обыкновенные двадцать четыре часа без чепэ, нормальные, не самые плохие из семиста тридцати...