Я много раз убивал самок с детенышами в сумке. Иногда эти детеныши были совсем большие, покрытые шерстью. Они могли бегать. В минуты же опасности они прятались в сумку матери. Прелюбопытное зрелище было, когда встретишь самку со взрослым детенышем. Из щели сумки выглядывала головка с бойко смотревшими глазками.
Итак, с одеждой для девушек мне удалось справиться. Но гораздо хуже было другое. Дело в том, что они почему-то вообразили, что становище туземцев, куда мы направлялись, было не такое, как то, в котором жили девушки. Они думали, что в моем становище не шалаши, а маленькие домики. Думали, что там есть мебель и всякие принадлежности обихода белых людей. Они воображали, что мы приедем в деревню, а не в становище дикарей-кочевников. Я не торопился разочаровывать их, очень уж радужны были их мечты.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
У племени Ямбы. — Большая хижина. — Лакомое блюдо. — Наши развлечения. — Бруно.
НЕЗАМЕТНО мы добрались до залива. Племя Ямбы встретило нас с большой радостью. Туземцы хорошо отнеслись к белым девушкам. По их понятиям это были мои «жены».
— Теперь, — говорили они, — великий белый вождь не покинет нас. Он останется жить с нами.
Моя хижина успела сгореть за время моего отсутствия. Пожары здесь вообще случались часто. Временно мы поместились в травяном шалаше.
Девушки продолжали бояться туземцев. Они никак не могли преодолеть этого страха. Им постоянно мерещились ночные нападения, новое похищение и всякие ужасы. Я решил тогда построить для них хорошую хижину, такую, чтобы они чувствовали себя в ней в полной безопасности. Постройка бревенчатой хижины была в тех местах делом неслыханным. Но я все же приступил к этой постройке. Нужно же было мне успокоить хоть как-нибудь этих трусих.
Долго шла постройка. Я наволок, с помощью туземцев, кучу стволов деревьев, целые вороха коры и травы. Бревенчатые стены были прикрыты еще и корой, а крышу я сделал из травы. Хижина вышла не плохая. Конечно, она не была похожа на самую плохую избу, она была во много раз хуже. Но в наших условиях и это было хорошо.
В хижине было три комнаты, кое-как разгороженных бревешками и корой. Одна комната для девушек, одна — мне с Ямбой, а третья — общая. К хижине я пристроил навес. Это была наша «веранда». Издали эта хижина походила на какой-то ворох бревен, хвороста, коры и травы. Но жить в ней было можно.
Не скрою, девушки были очень разочарованы, когда увидели эту «знаменитую» хижину. Они ожидали совсем другого. Всю ночь они горько плакали. Ведь они ждали чего-то вроде «настоящего» дома. Потом они долго извинялись передо мной за эти слезы. Они не хотели огорчить меня своей неблагодарностью. Но удержаться от слез они не могли.
Я всячески старался облегчить и скрасить им жизнь. Я не поленился даже съездить на один из островов за несколько дней пути. Там у меня было спрятано под кучей коры немного зерен пшеницы. Я положил их туда еще в те давние времена, когда ехал с Ямбой и ее семейством с своего песчаного островка на материк. Я разыскал эту пшеницу, привез ее домой. Здесь я посеял ее. Девушки очень обрадовались этому растению. Они не могли дождаться, когда пшеница вызреет, и съедали ее еще совсем зеленой.
Понемножку они начинали привыкать к новой жизни. Я сделал для них несколько «стульев» и «стол». Моя «мебель» была очень неуклюжа. Ведь кроме топора у меня ничего не было, не было ни одного гвоздя. Я обтесал кое-как несколько чурбаков — вот и стулья. А столом служил большой пень, вывороченный с корнями. Обрубленные корни заменяли ножки. Стол был прочный (сломать его было никак нельзя), но такой тяжелый, что мы едва-едва втащили его в хижину.
Часто по вечерам мы вели длинные разговоры. Всегда об одном и том же — о возвращении на родину. Но мы не только разговаривали, мы и готовились к этому путешествию. Мы делали небольшие прогулки. Нужно было приучить девушек ходить. Однажды я сказал, что нам нужно будет добраться до порта Эссингтона или же отправиться сухим путем разыскивать порт Дарвин. Мои англичанки решительно запротестовали, а потом сознались, что боятся идти так далеко. Их страх перед чернокожими еще не прошел до сих пор.
Кроме разговоров мы занимались по вечерам пением, декламацией стихов. Я изготовил нечто вроде скрипки, струнами которой служили жилы кенгуру, а смычок был сделан из моих волос. На этой скрипке я пиликал по вечерам. Звуки были не из приятных, но чернокожие приходили от них в дикий восторг.
Наша хижина понемногу становилась все больше и больше похожей на жилье белого человека. Мы обтянули ее стены изнутри корой дерева «папайя», она была красивого красно-бурого цвета. Из травы сплели небольшие цыновки, которые и разложили на земляном полу.
Англичанки постоянно приносили много цветов.
Мы ставили их в самодельные «вазы», выдолбленные из обрубков дерева.
Племя Ямбы нередко уходило кочевать. Мы не хотели покидать своей хижинки (точнее — не хотели девушки) и подолгу оставались на берегу одни. Иногда нас навещали чернокожие соседних племен. Мы старались всячески их развлечь, чтобы показать свою радость от встречи.