Как же я после этого могла устоять!
И до чего все-таки прекрасно, что моя бабушка была француженкой! Я сумела очень деликатно увернуться от приставучего грека-миллионера, кстати, имеющего жену и десятерых детей. Правда, меня в первые часы знакомства насторожили его исключительно волосатые ноги. Как я и предполагала, ногами не обошлось — он весь оказался заросшим густыми черными кудрями, так что тела было почти не видно, оно скорее угадывалось. И мне вдруг ужасно захотелось поваляться на этой лужайке! Моя нежная кожа так и запросилась в эти завитки-завитушки ненатурального вида. И я пошла у неё на поводу…
А почему бы и нет? Жизнь так коротка… Моя кожа — это моя кожа, и я имею право хоть в чем-то идти ей на уступки… И в какой-то мере этот исключительно лохматый грек оправдал ожидания моей изысканно-привередливой кожи… Мы с ним провели интересную ночь, а я словно бы побывала в пещере настоящего снежного человека. Он, правда, сначала не понял, почему я попросила его выключить весь свет и зажечь лишь одну свечку (он за свечкой послал горничную, и она долго-долго не возвращалась, потому что это оказалось не легким делом — в два часа ночи сыскать свечу). Но при этой свече так чудно заискрился доисторический мех этого довольно полного грека-миллионера, и моя плоть с душераздирающим ужасом, похожим на восхищение, тотчас погрузилась в него… Помню, мой «снежный человек» как-то странно попискивал, когда пытался отыскать в этой дремучей чаще свой фаллос, но ничего, нашел. А мне все-таки пожаловался:
— Столько этих проклятых волос, что иногда готов выбриться наголо!
Я ему отсоветовала и сказала совершенно искренне:
— Такая ваша неординарная внешность ужасно сексапильна. Так бы вы были просто грек с большим носом, а так — чудо, возбуждающее несносную женскую любознательность.
Он готов был заниматься со мной гимнастикой ещё и ещё раз, если бы не моя брезгливость к излишкам человеческой плоти там, где её должно быть не слишком много. Имею в виду живот. У грека-миллионера живот выдвигался вперед, как ящик стола, а когда расплющивался на моем очаровательном, плоском животике, я оказывалась почти до шеи погребенной под его расплывшимся жировым наслоением, или как сказать…
Так вот, я пообещала греку не ходить на страшный «Тайпусам», а сама встала раненько и выскочила на улицу, остановила такси и поехала к храму Шри Маха Марьяммана. И очень удивилась множеству людей вокруг. А потом поразилась живописной красоте серебряной колесницы, в которой возвышалась статуя святого Субраманнана. Вокруг собрались мужчины и женщины, которые несли кокосовые орехи и небольшие кувшины с молоком. Эти дары предназначались святому Субраманнану.
Но не это повергло меня в трепет. Я вдруг увидела мужчин, несших так называемые «кавади», то есть жертвоприношение на каждой ступеньке! Что такое «кавади»? Это железная дуга вокруг человека, а на ней цепи или спицы с крючками на концах. Эти крючки воткнуты в грудь и спину. Зрелище действительно не для слабонервных.
Я спросила пожилую индуску, которая несла маленьких кувшин с молоком:
— Зачем люди так истязают себя?
— А затем, что они верят, — ответила мне индуска немного свысока. Они верят, что, если одолеют путь в таком виде, с таким тяготами, святой Субраманнана поможет им. А другие так вот благодарят святого за помощь.
Больше я ни о чем не спрашивала, шла и смотрела. Один мужчина едва не поверг меня в обморок. Он нес огромный «кавади», и все тело его было проткнуто крюками, и даже один крюк проткнул его язык.
— Боже! — невольно прошептала я.
— Зря жалеете, — сказала мне индуска. — Этот человек испытывает блаженство. У его дочери долго не было детей, а благодаря обращению к Субраманнане у неё родилось сразу трое. Теперь он благодарит святого.
И все-таки я не могла не произносить, по-английски, разумеется, хотя и шепотом:
— Какое безумие! Какое безумие в наш цивилизованный век!
И тут вот меня ужасно потряс длинноногий, изысканно сложённый индус с такими огромными, влажными, черными глазами, с такими алыми чувственными губами, с такой гладкой, желудевой кожей, что я не утерпела и сказала ему:
— Зачем вы подвергли свое прекрасное тело таким жестоким испытаниям?
Он глянул на меня с высоты своего прекрасного роста и ничего не ответил. А я увидела вблизи его чудесную шелковую, оттянутую крюками кожу, которую любая женщина — я в этом была убеждена! — готова была целовать с утра до ночи.
И я заплакала от отчаяния, что такой чудесный экземпляр мужской породы не ценит себя нисколько. Тогда индус проговорил на неплохом английском: