Наконец, наконец я проникаю в недавно запретную зону и сексуально-обморочным и вместе с тем довольно изысканным движением передних зубов хватаю его голубенькие, хлопчатобумажные и, пожалуй, застиранные плавки и тяну их вниз.
И вот моему очарованному взору открывается такое, такое… Я даже задохнулась… Хотя и не от одного романтического очарования, но отчасти и от этого крепкого, типично мужского, намекающего на недюжинную волю, запаха, исходящего из панорамы кудрявых окрестностей и этого слегка как бы подрастерявшегося и оттого застенчиво опустившего головку долу… ну этого… как тут его назвать… ну да чего мудрить — фаллоса.
Русский опять что-то сказал, даже пошевелился… На большее он не мог рассчитывать, так как его руки были заняты штурвалом. Но я поняла, по интонации, что он торопит меня, что он жаждет меня, несмотря на то, что находится при исполнении служебных обязанностей и не имеет права упускать из виду хотя бы линию горизонта. И я набросилась на его открывшееся мне во всем своем неземном великолепии чисто русское мужское достоинство. Как тигрица или, что ближе к насущной морской тематике, как акула.
Но какое же тягостное, невероятное разочарование ожидало меня! Несмотря на мои губы, руки, ноги, зубы, нос, язык, которые я пустила в ход, я не сумела — впервые в жизни! поверьте, не вру! — привести этот вяленький, абсолютно безынициативный мужской мускул в доблестное состояние боевой готовности! Где вы, предвкушаемые, вымечтанные яростные объятия? Где бешеная, неодолимая тяга двух тел?
На прощание я стукнула мизинчиком по этой убогой мужской плоти, висящей словно дохленькая колибри.
Не утерпела и стукнула ещё раз, потому что никогда, никогда до сих пор ни один мужской член не оскорблял так мое женское достоинство!
Я даже не взглянула в лицо этому нелепому капитану или штурману, надела свои трусики, натянула джинсы и горделивой походкой полноценной женщины удалилась прочь.
Однако, проходя по палубе и глядя, как утренние солнечные лучи сияют в капельках воды, увесивших леера, я вдруг искренне и очень тревожно засомневалась: а надо ли было бросаться на этого русского штурмана и прилагать столько усилий, чтобы сдернуть тугую «молнию» на его брюках, если в душе, в сердце у меня неизменно присутствует образ русского богатыря-блондина с удивительно сексапильным привкусом его криминогенного прошлого? И, получается, я как бы попыталась изменить своей любви? Не так ли? А разве иначе, как любовью, назовешь мое безутешное, постоянное, горячее, неустрашимое желание ощутить глубоко-глубоко в себе присутствие, скажу так, русского «сувенира», а точнее, русского могучего «саксофона», а для тех, кто сразу не догадался, о чем речь, уточню с чисто медицински-научной дотошностью — о мужском члене держу речь…
И вдруг мне стало так радостно-радостно. А ведь я абсолютно не изменила своему «новому русскому»! Судьба не позволила! Но так или иначе я чиста перед ним! Я как-то же вдруг почувствовала, что последнее мое приключение было бы совсем лишним, потому что вот-вот — и мы столкнемся с «новым русским» в каких-то совершенно необыкновенных, непредвиденных исключительно романтических обстоятельствах и… сначала какие-то скользящие, летающие, лихорадящие, трепетные поцелуи, похожие на касание мохнатых спинок гусениц или муравьиных босых ножек, потом он схватит меня и как бы закрутит спиралью и как бы задушит ожесточенным, неукротимым, как скачок леопарда из зарослей, поцелуем. А потом, потом, когда моя воля окончательно ослабеет и я ощущу, будто падаю, падаю в какие-то немереные, вулканические глубины страсти, он, овеянный запахом русской тройки, неудержимо мчащейся куда-то, и отчасти Тунгусского метеорита, наконец-то, наконец раздвинет мою смертельно истосковавшуюся, безраздельно преданную ему сокровеннейшую плоть своим великолепным, искрометным, королевским жезлом…
Я вернулась в свою каюту, приняла душ, побрила ноги, овеяла свое восхитительное тело дезодорантами и духами и села ждать своего безумно любимого, неимоверно искусительного «нового русского». Правда, ещё хорошенько почистила зубы, потому что как же иначе… И слегка откинулась в кресле, чтобы он сразу увидел, как хорошо смотрится мое голенькое, славное американское тело в сиянии первых утренних чистых лучей…
И — хотите верьте, хотите нет, но это было, было! Вдруг я услыхала что-то похожее на хлопки… Словно где-то кто-то с излишним усердием хлопает дверью. Потом этот звук приблизился… Я не устояла от любопытства и приоткрыла дверь.