Но ведь в жизни всегда так: если кому-то хорошо, - значит, кому-то плохо. Что поделаешь - уж так устроен мир... И не надо ханжить! Все равно все тайное рано или поздно становится явным. И мне лично нравится рассказывать о себе все-все, что другие женщины считают сугубо клановым, женским, интимнейшим. Так что, я убеждена - они меня уже ненавидят за все эти откровения зло, тяжело, неисправимо жестоко.
Прекрасно! Превосходно! Продолжайте в том же духе, бедные ханжи, если только это вам хоть чуть скрасит вашу пресную, тусклую жизнь!
Но, дорогие мои женщины, может быть, основополагающая доля нашей женской прелести как раз и окажется там, где мы особенно, горделиво и иронично откровенны? И не выглядим резиновыми куклами без мозгов и способности к отменной реакции хищницы? Надо же в конце концов время от времени давать возможность мужчинам, считающим себя царями природы, хоть отчасти усомниться в своем праве использовать нас, женщин, на манер бокала с шампанским или писсуара!
Пусть, пусть они знают - не они, а мы их берем, тонко разыграв убегание от охотника, или некую сверхробость, или несусветную, небывалую, полоумную невинность! "Ах, ах, а не слишком ли оскорбляет прикосновение вашего мужского указательного пальца к моему соску мое утонченное женское достоинство?" Вот смех-то... Когда вся природа, от серенькой мышки до распятого цветка лилии, только и жаждет, что трахаться, трахаться, трахаться... Если, конечно, у тебя нет проблем с сексом и тебе не надо бегать то к психотерапевту, то к сексопатологу.
И как же выглядит мой "новый русский" на фоне всех этих правильных, здравых суждений и убедительных практических действий? Что я могла думать о нем? Да и стоило ли? Ведь я могла продолжать выслушивать гимны в с вою честь от достойнейших представителей разных племен и народов... Чего же мне не хватило? И не стоило ли просто наплевать на этого самого "нового русского", хама с грязными пятками?
Нет, это оказалось свыше моих сил. Как только я оставалась одна тотчас, как большая, зубастая рыба, ко мне подплывала насмешливая, беспощадная мысль: "Ну почему, почему все эти фаллосоносители тебя хотели, тебя воспевали, а этот "новый русский" блондин пренебрег тобой так бесстыдно и откровенно? Чем ты, стопроцентная, высококачественная американка, его не устроила?"
Эта жестокая, неумолимая мысль все не давала и не давала мне покоя, и даже умелая, вычитанная в свое время в специзданиях мастурбация не помогла мне.
Можно было, конечно, вытащить из чемодана вибромассажер высочайшего класса, способный к самым разным изыскам и нюансам... Ведь там, там... все горит, горит, как ни странно... и жаждет - вот проклятие! божественно-необъятной плоти того самого плечистого русского блондина... Только его!..
Но не бежать же, не стучать снова в дверь его каюты в этот поздний час...
Но и не лежать же в полном бездействии, изнывая и истекая...
Я опять набросила на свое чудное, восхитительное тело жемчужно переливающийся розоватый пеньюар, вышла в коридор и, о счастье, тотчас увидела мужчину. Правда, со спины и в том конце коридора, где свет отчего-то не горел.
Но, в конце концов, какое это имело значение! Что мне, отменной велосипедистке между прочим, стоило пробежать каких-то двадцать метров! Я их и пробежала босиком с прелестно, обольстительно развевающемся пеньюаре и окликнула мужчину в черном, потому что он шел от меня, чуть покачиваясь, прочь.
В первое, ещё неосознанное мгновение он показался мне излишне волосатым, словно большая меховая шапка покрывала его голову, - так, было много этих нечесаных волос... Но когда он обернулся ко мне - я чуть не упала. Прежде всего от жуткого, непереносимого запаха, словно вместо человека передо мной находилась субстанция из нечистот. А на голове молодого, бледного мужчины и в самом деле торчала меховая шапка. В теплый летний вечер на теплоходе, идущем из Гонконга в Японию! Помереть можно было от одного удивления!
Но я не померла, а наконец-то догадалась, что передо мной обыкновенный еврей-ортодокс, которым по ритуалу предписано никогда ни за что не снимать с головы эту самую меховую шапку. В этой шапке им надлежит и спать. Рассказывали, что в результате их голова покрывается отвратительными мокрыми язвами. Хотя, возможно, это и преувеличение. Но вонь от этого господина шла на меня отчетливо тошнотворными волнами. Вероятно, согласно его верованиям, грязь и смрад, принадлежащие немытой плоти, особенно приятны их еврейскому Богу.
Я вообще-то человек терпимый и не приветствую экстраординарные поступки, способные уязвить чужое самолюбие. Но тут мне словно черт что-то нашептал. Когда я увидела бледное, сосредоточенное лицо с полными, вполне чувственными губами, с темными, с поволокой глазами, я вдруг прошептала, искушающе подмигнув:
- Дорогой! Отчего бы нам с тобой не заняться сексом? Хотя бы самым маленьким? Это очень освежает, поверь мне.
Бедный, он понял вмиг, о чем я, и, расширив свои довольно красивые глаза до невероятных размеров, подхватив полы своего черного лапсердака, помчался от меня изо всех сил. Я предполагаю, что в конце концов он, переполненный ужасом и вовсе очумевший, выскочил на палубу, бросился в море и потонул во славу собственного стоицизма. Но, убеждена, его тело долго оставалось нетронутым. Даже акулы не посягали не него - до того им бил в нос этот коктейль из разноцветной священной вони.
Я даже рассмеялась сама для себя, стоя в опустевшем коридоре, где слева и справа блестели полировкой негостеприимные, молчаливые двери кают. Вот тут мне почему-то и пришло на ум, что неплохо бы реабилитировать в собственных глазах еврейскую нацию и сыскать цивилизованного еврея для своего безумствующего, сокрушительного тела.
Хотите верьте, хотите нет, но мне повезло. Именно еврей шел по коридору мимо меня и деликатно почти прижался к стене, чтобы не задеть меня и не побеспокоить. Его голубая рубашка пахла отличными дорогими духами, а на запястье сверкали швейцарские дорогие часы. Я прочла смысл этого блеска так: "Готов! С радостью! Только позови!"
И я позвала:
- Не будете ли вы столь любезны... Я совершенно одна... и у меня никак не открывается чемодан...
Его типично еврейски выпуклые глаза типично по-еврейски сразу же не поверили мне, но, что самое замечательное, не показали этого нисколько, а только дружелюбно заискрились деликатным весельем. Для вида он подержал на весу один из моих чемоданов, действительно закрытый, потому что я сделала вид, будто ключ от него вот только что потеряла.
Кто-то из вас, возможно, изумлен, дорогие читатели? Нет, нет, я всегда позволяю мужчинам помогать мне; в том числе подносить чемоданы, открывать консервы и т.д. и т.п. Вероятно, потому, что я все-таки не стопроцентная американка, заквашенная на оголтелом феминизме, - все-таки сказалась кровь моей бабушки-француженки, Женевьевы де Картье.
Чем мне сразу понравился этот сорокалетний еврей спортивного кроя, хотя и уже с чуть заметным брюшком? Как ни странно, не своими какими-то выдающимися сексуальными возможностями, а общей интересностью и веселой, несколько зловещей агрессивностью. Он сразу представился, и я рада была узнать, что несмотря на то, что член у него столь незначительный, ну как гороховый стручок, сам-то он сексопатолог. Я собственно только тем и занималась в течение последующих двух часов, что поигрывала его отработавшим свое "стручком", как мягкой игрушкой, и с неподдельным интересом слушала его любопытную, широкоохватную лекцию.
Хотя, признаюсь, сначала он меня сильно разочаровал, вытащив на волю рукой в дорогом "Роллингсе" свой заветный "стручок". Но он тут же весело сообщил:
- Да, да, стоит только выйти в коридор в любой части света и сейчас же наткнешься на еврея. Вездесущая нация! Вот только японцы пока держатся и не позволяют нам у себя плодиться и размножаться! Умные! Понимают, чем им это грозит! Но уверен - мало-помалу мы внедримся и в их жизнь точно так, как я сейчас внедряю свой маленький, но, не сомневайтесь, отнюдь не бестолковый, захолустный, но опытный дирижаблик в вашу прелестную аппетитненькую плоть. И, будьте уверены, обеспечу ваши довольно романтизированные притязания серией вполне качественных, захватывающих, шикарных оргазмов.