Выскочила на палубу, под розовые лучи раннего солнца, встала против ветра, кокетливо придерживая рукой свою легкую, широкополую шляпу, а сама через черные очки ощупала всех, кто был вокруг, острым, прямо шпионским глазом. Но, увы, ни одного японца!
На палубе, прислонившись к леерам жидкими старческими животами, стояли всё какие-то законченные дамы и джентльмены довольно плебейского, унылого западноевропейского вида и незнамо зачем глядели в море, которое ничуть не менялось, - всё море и море в небольших, почти без гребешков пены волнишках. Ясно, что мне здесь никак не развернуться. Где же, где же вы, японцы? Я жажду до ломоты в каждом зубе и голеностопе схватить новенькое, экзотичное, сделанное точно в Японии и положить на язык и надкусить... Ах, мы, женщины, так подчас привередливы и непредсказуемы!
Но в ответ на мои внутренние стенания только ровно гремит двигатель или что-то там такое и шелестят волны.
Кстати, двигатель стучит весьма двусмысленно и вызывающе, словно выполняет в прекрасном темпе восхитительную сексуальную работу. А пена за бортом так похожа, так похожа на бурлящую в экстазе сперму... Мне даже стало немного смешно...
Однако как тут посмеешься, если лоно уже горит огнем и пламя бешеного желания сжигает не только груди, но даже уши, тазобедренный сустав? Чуть не плача обернулась в другую сторону - и - вот так удача! - натолкнулась взглядом на настоящего японца в черном костюме, белой рубашке, сверкающих ботинках.
Именно таковы настоящие японцы, как я неоднократно убеждалась, словно только что с фирменного конвейера, - ни лишней складочки, ни пылинки, ни соринки и - белоснежная, сахарная улыбка.
И этот японец словно бы сразу что-то понял про меня. Поклонился и спросил:
- Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь?
Очаровательно! Своевременно! По-джентльменски! Только так и следует разговаривать с длинноногой красоткой-американкой, за которой стоит великая страна и весь её могучий военный потенциал. И мне, сердобольной по природе, стало так жаль этих молчаливых, сморщенных, путешествующих неизвестно зачем стариков и старушек... Бедные, бедные, хотя среди них наверняка есть весьма богатенькие... Но все равно - бедные, бедные, давно израсходовавшие все соки и эликсиры жизни, ни на что не годные, но на что-то все равно, по инерции, надеющиеся... Особенно потрясли меня их зады почему-то... И не столько зады, сколько отсутствие их у старичков, кое-как завуалированное мешочком брюк... О, ужас! О, печаль! О, отчаяние!
Но всё, абсолютно всё в этом мире дерзает поучать. Мне эти беззадые старички-путешественники и старенькие дамочки с жилисто-дряблыми шеями помогли сформировать основной девиз разгорающегося дня: "Действуй, пока сила и молодость при тебе! Никаких табу! Хоти и смей!"
Не сговариваясь, на каком-то наэлектризованном уроне подсознания мы с японцем спустились и попали в его каюту, и я немедленно приступила к дегустации своего самурайчика, поинтересовавшись предварительно, прикрыв свое интимное место ладошкой и продлевая таким образом неизъяснимый, изумительный, сладко-пресладкий момент предвкушения:
- А вы занимаетесь какой-нибудь борьбой? Я слыхала, есть какая-то специфическая японская борьба, когда человек обязан сначала много-много есть, и когда он станет толстый-претолстый, тяжелый-претяжелый...
- Ах, вы имеете в виду борцов сумо? - в свою очередь спросил самурайчик, придерживая обеими руками свой мужской инструмент, вытянувшийся в мою сторону, как ракета, готовая к старту и слегка подрагивающая от распирающего очаровательного, несколько церемонного нетерпения. - О, это очень престижный вид борьбы! Борцом сумо может стать далеко не каждый, разговорился мой самурайчик. - Я же, конечно, учился борьбе и имею черный пояс каратиста.
- О! - в свою очередь сказала я, заранее веселясь и предчувствуя, как и что будет дальше. - Вы, возможно, покажете мне этот свой черный пояс и некоторые приемы?
- Если захотите... - Воспитанный японец скромно опустил глаза и почтительно наклонил голову с очень черными и очень аккуратно причесанными волосами.
Ночь с японцем? Ну, как вам сказать... Я ведь, конечно, была несколько одурманена кое-какими малосимпатичными сведениями о японцах. Им в некоторых книгах и статьях, прочитанных мною ещё в юности, приписывали совсем особый образ мыслей, повадок, намекали на их природное лукавство, скрытность и даже жестокость. Тем более мне было интересно оказаться с японцем один на один...
И что же? А знаете ли, ничего особенного, хоть он и каратист. Но, в общем, - нормальный мужчина без особых претензий. Хотя очень-очень волевой. Последнее заключение я сделала по одному, но очень яркому факту - как он стал натягивать презерватив на свой основной мускул... кстати, поначалу весьма похожий на вялую морковку довольно неубедительных размеров, и что при этом говорил.
- Джоан! - извинительно обратился он ко мне (я только что специально для него придумала это имя). - Джоан! Я сейчас, сейчас буду готов! Прошу извинить за маленькую задержку.
И принялся возиться с презервативом, хотя до этого мгновения только чуть погладил меня по шее и спине. А я, внутренне смеясь, подумала: "Радость моя! А на что ты собираешься натягивать свою резинку? У тебя, должно быть, ещё и нет того колышка, а так - паштет в оболочке, если не хуже..."
Но, видимо, недаром он был каратистом и научился волевым усилием придавать необходимую крепость отдельным частям своего тела. Когда он обернулся ко мне - у него все стояло во всеоружии и готовности доставить себе и женщине намеченное божественное удовольствие. И я шагнула ему навстречу, как всегда не спуская своих загоревшихся спортивным интересом глаз с его "пистолета", желающего немедленно всадить в меня вескую, горячую пулю.
Сеанс, правда, к сожалению, не затянулся... Мой самурай, видимо, был рассчитан только на блиц-криг. Зато он оказался потрясающе чистоплотным. Все остальные действия с презервативом, переполненным его жидкой, выброшенной в никуда японской субстанцией, он провернул с удивительной аккуратностью. Из-под подушки (и когда только успел засунуть туда!) он тотчас вытащил бумажные салфетки и, отвернувшись он меня, проделал необходимые манипуляции, думаю, в полном соответствии с инструкциями, включая и ту, что рекомендуется медициной в связи со СПИДом. А как долго он плескался в душе! Каким благоуханным вышел после мытья!
Единственное, что несколько смутило меня, - почему он не мне первой предложил вымыться, а сам, первым, решил "очиститься от скверны"? Возможно, в Японии таков общий порядок? И мужчина не должен уступать женщине? Впрочем, и в этом есть нечто волнующее... Не так ли?
Вообще же если на этом свете задавать бесконечные "почему", то можно свихнуться. Ну почему, например, как нам, туристам, рассказывал гид, когда длится и длится засуха, женщины-зулуски зарывают своих детей по шею в землю, потом отходят от них и жутко воют. Несчастные, они верят, что небо разжалобится и пошлет дождь...
Или вот еще: почему индейцы племени итопама, что в Южной Америке, запечатывают глаза, рот и нос умирающего? А это чтоб он жил вечно, и душа его не убежала из тела...
Или: почему в Гвинее существовал обычай каждый год вслед за весенним равноденствием сажать на кол молодую девушку? Почему гвинейцы верили, что такой способ обеспечит им хороший урожай?
Зато мой самурайчик крепенько и нежно обтер меня после душа мягким оранжевым, как солнце, полотенцем, вскипятил кофе и поставил передо мной сиреневое блюдо с золотистым, крупным виноградом и, прежде чем отпить из своей чашечки, - упал передо мной на колени и поцеловал косточку на моей ноге, выступающую с внутренней стороны. Вот ведь какое разнообразие желаний у восточных мужчин?