Выбрать главу
ГОЛИМЫЙ

Прилагательное, неожиданно ставшее молодежным и с конца девяностых годов включаемое в словари жаргона. А лет сорок-пятьдесят назад это слово имело скорее диалектную окраску. В Сибири, где я провел детство, простые люди говорили о пересоленной еде: «Голимая соль!» Заглянем в многотомный Словарь современного русского литературного языка — и найдем там «голимый» с пометой «обл.» и с примерами исключительно из сибирских писателей. У Залыгина в повести «На Иртыше» герои жалуются на «голимую бедность», а в народном бестселлере Анатолия Иванова «Вечный зов» кто-то изрекает: «Это ить чудо голимое». По сути в том же значении «достигший предела, полный, абсолютный» слово «голимый» переехало из деревни в город и там омолодилось. «Голимая шиза!» — доносится теперь из юных уст.

В жаргонном качестве «голимый» может также означать «глупый», «дрянной, никуда не годный». «Мне голимо» — это «мне плохо». Допускается написание «галимый», что отнюдь не означает корневой связи с «галиматьей». Вообще случай занятный. Не хватает молодежи ругательных эпитетов, вот и приходится перенимать их аж у сибирских крестьян!

ГОЛУБОЙ

Традиционный поэтический эпитет и вместе с тем обозначение нетрадиционной сексуальной ориентации (по поводу которой мы, блюдя политкорректность, не высказываем никаких оценочных суждений). В повседневной речи этим двум смыслам удается не сталкиваться, ехать по разным полосам. Но вот при чтении классики иной раз можно испытать оторопь. В поэтической драме Блока «Незнакомка» есть персонаж по имени Голубой — мистический двойник Поэта. Он ведет себя странновато и на предложение Незнакомки обнять ее отвечает: «Я коснуться не смею тебя». Как прикажете понимать? Конечно же, Блок не ведал о том значении слова «голубой», которое потом пришло из жаргона. Но вся атмосфера серебряного века была весьма гомоэротична, говоря нынешним языком — бисексуальна, да и Блока современники запросто называли «андрогином». Есть о чем задуматься комментаторам, готовящим издания поэта для современных читателей.

В 1957 году Окуджава еще мог закончить песню строкой «А шарик вернулся, а он голубой». У нынешнего стихотворца, думается, язык уже не повернулся бы вымолвить нечто подобное. Назовем ли мы сегодня ходульного положительного персонажа из телесериала «голубым героем»? Фигурирует ли еще в театральном обиходе выражение «голубая роль»? Пожалуй, нет, этих сочетаний избегают, чтобы не вызвать недоразумений.

В английском языке прилагательное «gay» уже не рекомендуется употреблять в изначальном значении «веселый». Что же будет с нашим «голубым»? Слетать бы на машине времени лет на сто вперед и узнать, как потомки разрешат это языковое противоречие…

ГРУЗИТЬ

Когда был изобретен робот, возникли страхи: не победит ли он «натурального» человека, не станем ли мы все роботами? Вроде бы человечество уцелело. Новые опасения внушает теперь тотальная компьютеризация: мы то и дело сравниваем свой внутренний мир с техническим устройством и начинаем сомневаться в неисчерпаемости нашего сознания. Неужели у нас теперь вместо сердца не «пламенный мотор», как пелось в советской песне, а твердый диск, не способный уже вмещать поступающие со всех сторон вести о людских бедах и страданиях. Становится неприличным делиться с собеседником своими проблемами — это теперь называется осуждающим словечком «грузить». И о серьезных фильмах тоже говорят: «слишком грузит». А многие ли сегодня в состоянии воспринимать Достоевского, который каждого читателя загружает гигабайтами самых глобальных, «проклятых» вопросов?

Будем надеяться на лучшее. На то, что жизнь как-то наладится, что мы подобреем друг к другу. И в ответ на наши исповеди и жалобы услышим от своих близких не раздраженное: «Не грузи!», а участливо-сочувственное: «Не грусти!»

Д

ДВЕ ТЫСЯЧИ СЕДЬМОЙ (ДВЕ ТЫСЯЧИ ВОСЬМОЙ… и т. д.)

Название текущего года не могут правильно произнести сегодня даже министр культуры и министр образования РФ. Оба эти государственных мужа в своих радио— и телевизионных интервью упорно именуют нынешний год «двухтыщеседьмым», демонстрируя тем самым свою глубинную связь с народом, но безбожно искажая языковую норму. Надо честно признать: склонение сложных и составных числительных в русском языке — это нелегкое дело, тут, как говорится, сам черт ногу сломит. Но что поделаешь? Пересмотреть норму? Не получается: нет ни малейших лингвистических оснований для того, чтобы узаконить это «двухтыще…». Если человечество просуществует еще пару тысячелетий, то в самом светлом будущем носители русского языка поздравят Друг друга с четыре тысячи восьмым годом — и никак иначе!