- Кто сказал?
Выдвинулся один, молодой. Крепкий.
- Лейтенант Охрименко, позывной Куляб.
Да и морда с наглецой, да. Вчера не видел парня, не было его на "поляне"..
- Попробуйте, товарищ лейтенант, - по-уставному продемонстрировал дистанцию Кравченко, желая с самого начала окоротить наглеца. - Попробуете сразу с третьего упражнения или с начала пойдёте?
- С третьего, - не стал отступать лейтенант. - Мы из десанта, смогём.
Десантура тут, как заметил Алексей, себя держала "первой среди равных". Щеголяла в своих голубых беретах - неважно, из каких времён и стран. В смысле - кто с российским триколором на левом ракурсе, кто в "чистом" - это явно украинский флажок на помойку пошёл. А один, пожилой уже, седатый дядька вовсе с советским флагом берет носил, вполне лихо заломленный. На фоне ушанок у прочих бойцов десантники смотрелись отдельной корпорацией.
Один, правда, чёрным беретом морпеха себя этой корпорации в ОРБ противопоставлял.
Майор Куга, начальник штаба, задержавшийся, чтобы посмотреть на первые шаги нового замкомбата, хмыкнул с подзадором, пригладив щегольские, "дудаевские" усики:
- Давай, давай, Петька, только не опозорься...
Кстати, сам Куга тоже в десантском берете тут стоял.
Куляб взял листок газеты небрежно, снисходительно. Ударил хорошо, подготовленный парень, видно сразу. Ударил - и удивился. Газетный лист спланировал на пол.
Пара человек захихикали. Алексей промолчал. Не хотелось сразу заводить какие-то трещинки в отношениях с новыми сослуживцами.
- Ещё разок, - с несколько искусственной широтой ухмыльнулся лейтенант.
Но не удалась и эта попытка.
Охрименко с вызовом взглянул на Алексея:
- Ладно, капитан, сдаюсь. Покажи, в чём секрет.
Вызов в его глазах, однако, не погас и совершенно контрастировал со словами Куляба. Непростой, похоже, парень.
- Да секрета особого нет, - тем не менее, миролюбиво ответил Буран. - Это, в общем, не физо, а так, для отладки техники удара. Надо только не с силой бить, а резко. Как змея бросается. Мы в училище тоже поначалу фокусом посчитали бесполезным, а потом мне пару раз на выходах это дело пригодилось...
Но про себя думал: "Не хлебнуть бы с этим парнем лиха. Эх, ребят бы моих сюда...".
При всех достоинствах действительно мощного парня Перса, батальон - хотя какой там батальон, по сути, усиленная мотострелковая рота - он держал в руках. Но не больше. В том смысле не больше, что армией ОРБ становился... ну, через давление. Бойцы командира уважали, слушались, да и дисциплина была на уровне, но - как бы на личном уровне. Лично командира. Лично его приказы. Лично его дисциплину. Не стали они той машиной, которая и выделяет армию из всех других человеческих институтов. Бойцам вполне искренне казалось, что раз на выходах и боевых у них в порядке, потерь нет, - то служба идёт как надо. А на деле это являлось не службой, нет - а... Неким вооружённым бытованием, что ли. Пусть и во имя защиты родины.
И так было, собственно, и по всей луганской армии.
Но проблема заключалась в том, что бытование - оно и есть бытование. Вооружённость и участие в боях лишь придаёт ему неповторимый аромат мужественности. Мужественности в изначальном смысле слова - мужской жизни настоящих мужчин. Ибо если ты вооружён и охотишься - кто ты ещё? Не шпак же городской? - а такие тут тоже были. Понятно, уже бывшие, как раз и захотевшие уйти из города в жизнь мужчин. Но, как говорится, можно девушку забрать из деревни, а вот деревню из девушки... Вот так и город из иного очкарика - и такие тут были, несмотря на принадлежность к разведке, - не уходил никак. В смысле его суетливости и необязательности - он ведь приучает, город, к определённой расслабленности. Ибо громаден. А потому снисходителен.
Словом, жизнь тут была сродни казацкой - настоящая дисциплина только в строю и в бою. В остальное время - пионерлагерь. И Кравченко, который сумел поставить подобие армейской дисциплины в своей бывшей роте, с некоторой критичностью оценивал то, что видел покамест здесь.
Но не это беспокоило капитана Кравченко. Его волновал вопрос, как бы не перегнуть палку в самом начале новой службы, не восстановить против себя ветеранов. Ну, пусть ветеранов в небольших кавычках, ибо самому подразделению двух месяцев ещё нет. Но ведь эти люди взялись тут не с неба, а вышли из боевых действий лета. И при самых благих устремлениях новый человек быстро и через колено переламывать сложившиеся порядки не может. Да и не должен. Во-первых, верно говорят: если работает, не ломай. А во-вторых, он сам сейчас под десятками придирчивых глаз, и каждый его перегиб будет неприятно отзываться на его отношениях с сослуживцами.
А ему с ними ещё ходить на выходы.
Но и тютей показаться нельзя. Это армия. Иначе сядут и не слезут. Свесят ножки, да ещё и за уши дёргать будут. Мужское общество - тут всегда идёт гласная или негласная битва за лидерство.
Поэтому услышав от уверенного в себе Куляба - "всё равно херня, детские игрушки, у нас в десанте такой ерундой не занимались", - Алексей спросил:
- А ты кем был в десанте, лейтенант?
Охрименко смерил его взглядом едва ли не свысока:
- Командиром отделения спецназа.
Ага, значит, лейтенанта уже здесь получил. Вроде как Еланец при своей "Ноне". А на службе был старшим сержантом.
- А сам откуда?
- Из туркестанских русских, слыхал про таких? Из Ташкента с родителями выехали в Россию. А там Воронеж, хрен догонишь. А зачем тебе это?
Алексей помолчал, внимательно изучая его лицо.
- Да просто думаю я, лейтенант, что полагаешь ты себя круче яиц. А главное - круче меня, - затем медленно, с нажимом произнёс он, глядя парню прямо в глаза. Оно ведь так - чтобы не плодить конфликтов в мужской среде, надо сразу поставить себя. На подобающее место. И если это место будет... хм, на подобающем месте, то и другие согласятся не только с тобой, но и с твоей расстановкой уже их по соответствующим местам. Если перегибать палку в службе с первых шагов действительно не стоило, то перегнуть её с одним и в чисто мужском разговоре - это даже необходимо.
- Но я тебе берусь доказать, что это не так, - продолжил Кравченко. - И что херня в моей сфере ответственности, а что - нет, буду решать я, а не ты. И одобрения моих решений я буду ждать только от командира, а не от тебя. Что, готов принять мои доказательства этой мысли?
Лейтенант побледнел. Не от страха, конечно, - от охватившего его гнева.
Ответил, тем не менее, сдержанно:
- Вы начальник, товарищ капитан, вам виднее.
Но добавил, приметно усмехнувшись:
- Конечно.
- Не понял, - протянул Кравченко. - Ты что, струсил, лейтенант? Мы же здесь не в строю. У нас вроде как физо. И я тебе предлагаю честно побороться и проверить, чьи приёмы - херня, а кому ещё надо им поучиться. Ну? Вот, в присутствии начальника штаба заявляю тебе, что на данный момент я тебе не начальник, а спарринг-партнёр. Победишь меня - делай, что хочешь, я больше в твою подготовку не лезу.
- А если нет? - дерзко поинтересовался Охрименко. Дерзость напускная, явно: то, что он поинтересовался, что будет в случае его проигрыша, говорит в первую очередь о том, что он этот проигрыш допускает. В отличие от того же Бурана.
- А если я - ты мой с потрохами, - отрубил Алексей. - И бойцам своим пояснишь, что в боевой подготовке "херни" не бывает. По крайней мере, у меня. Принял?
И стал демонстративно расшнуровывать берцы.
- Принял, - после паузы ответил Куляб.
Вообще, если честно, в глубине души Алексей давил сомнение, то ли он делает. Парень незнакомый, подготовка его неизвестна. Спецназ десантуры, пусть и на уровне сержанта-срочника, - это серьёзно. Конечно, с приёмчиками, отработанными в "Антее", одолеть такого противника есть все основания, - но это если биться по-настоящему. Недолгая мясорубка на блоках, во встречном движении прорываясь через удары начавшего наступление оппонента, - и ценой некоторой боли ты его вырубаешь. Особенно полезно при битве на ножах, которую никогда лучше не затягивать, - во избежание ненужных случайностей.