Папа поперхнулся. Он сразу понял, к чему я веду. Кто станет с ним жить в его башенке? Наша мама… или эта Сара?
Я мысленно уже представляла ее себе. Я часто смотрела с мамой и бабушкой старые фильмы по телевизору и разные сериалы. Я знала, как выглядят нехорошие женщины которые уводят мужчин из семьи. Они все, как одна, блондинки с алыми накрашенными губами, и все носят облегающие платья, чтобы показать свою фигуру. Они много смеются, проводят языком по губам и то и дело закидывают ногу на ногу. Я знала, что с первого взгляда ее возненавижу.
Папа привел нас к длинному ряду магазинчиков и направился к обшарпанной двери рядом с индийской бакалеей.
— Пап, это же магазин! — сказала Вита.
— Я над ним живу. Очень удобно, если вдруг в доме кончится хлеб или молоко, — сказал папа.
— Разве можно жить над магазином? — удивился Максик и вытянул шею, как будто ожидал увидеть на крыше папину кровать, а его стул — прямо на дымовой трубе.
— Я живу под крышей, малыш. Это просто обыкновенная квартира, — объяснил папа.
Он открыл дверь и повел нас внутрь. На лестнице было темно и пахло непривычной едой.
— Мне здесь не нравится! — завопил Максик.
— Боюсь, тебе придется как-то это пережить, — мягко ответил папа.
— Так это и есть твоя квартира, папа? — спросила Вита, остановившись на середине лестницы.
— Точнее, квартира Сары.
Вита ничего не сказала, только потихоньку ухватилась за мою руку. Я сильно сжала ее маленькую руку, и она сжала мою в ответ. Папа постучал в дверь, хотя ключ был у него в руке.
— Сара, радость моя! Я пришел с детьми! — крикнул он.
Потом отпер дверь, и мы настороженно перешагнули порог. Прихожей там не было. Мы сразу оказались в комнате. В углу стояла кровать, и в ней кто-то лежал, свернувшись под лиловым бархатным одеялом.
— Сара, — позвал папа.
Она пошевелилась, но из-под одеяла так и не вылезла.
— Сейчас еще не пора спать, — сказал Максик.
— Может, она заболела? — предположила Вита.
— Да нет, дети, она здорова. Просто спит, — сказал папа. — Сара, проснись! Я привел детей познакомиться с тобой.
Он сунул руку под одеяло и легонько потряс Сару.
— Фрэнки? — пробормотала она и села.
На ней не было ни ночной рубашки, ни пижамы, только полосатая маечка. Она была маленькая и худенькая, почти как Вита, с взъерошенными короткими черными волосами и темными тенями вокруг глаз. На голом плече у нее была татуировка в виде синицы, и синий лак в тон на коротких обкусанных ногтях.
Она заморгала, посмотрела на нас, почесала голову и наморщила нос:
— Боже, Фрэнки, ты что тут, наблевал?
— Не я, дети. Мы потому и пришли. Бедненькой Эм срочно нужна ванна.
— Это не меня стошнило! — возмутилась я.
— Но переодеться требуется тебе. Сара, у тебя найдется что-нибудь чистое — одолжить Эм? — спросил папа.
— Дьявольщина, Фрэнки, откуда я знаю. Наверное, найдется. Слушайте, дети, вы там поживее купайтесь, мне тоже нужна ванна. — Она улыбнулась папе. — Приготовишь мне чашечку кофе, м-м?
— Конечно, дорогая, — сказал папа.
Мы смотрели на нее в ярости. Что это она вздумала командовать нашим папой? Да она не намного старше меня!
— Ты девочка или тетя? — спросил Максик.
— Ни то ни другое, — ответила Сара.
Она вытащила пачку сигарет, закурила и тут заметила мой взгляд.
— Что такое? — раздраженно спросила она.
Я посмотрела на папу. Он не выносил, когда при нем курили. Мама рассказывала, что раньше выкуривала по двадцать сигарет в день, но после того, как познакомилась с папой, пришлось бросить. Я помню, она еще несколько недель отчаянно жевала резинку.
— Наш папа не любит сигареты, — сказала Вита.
Так его никто и не заставляет курить, Эм, — сказала Сара. — Мне больше достанется.
— Я не Эм! — изумилась Вита. — Я Вита!
— А, все равно, — сказала Сара.
Ее это совершенно не волновало. Она вела себя так, словно мы — три приблудные собачонки, которые напачкали у нее в квартире. Она не собиралась давать себе труд разбираться, кто из нас кто. Ей явно хотелось только одного — вытурить нас отсюда как можно скорее.
— Ладно, Эм, иди купайся, — сказал папа. — И постарайся не тратить слишком много горячей воды, золотко, а то Саре тоже будет нужна ванна.
Я налила самую чуточку горячей воды, не больше, чем на два сантиметра, стащила с себя одежду и забралась в ванну. Я чувствовала себя, точно громадный розовый бегемот, который пытается искупаться в маленькой лужице. Я мылась так быстро, как только могла. Пришлось взять непонятно чью мочалку. Я очень надеялась, что она папина. Странно было видеть на подоконнике его зубную щетку, его бритву, его специальную черную щетку для волос. Вещи Сары были разбросаны по всей ванной: тени для век, черная краска для волос, смешные кусочки мыла с вплавленными в них лепестками. У меня над головой висели на веревке ее полосатые колготки, черные с фиолетовым. И нижнее белье тоже висело, но я старалась не смотреть на эти ужасные штуковины, тонкие, словно паутинка.
Наконец я вылезла из ванны и подозрительно осмотрела полотенца. Все они казались не слишком чистыми. И пол в ванной тоже был здорово замусорен. Похоже, Сара вообще никогда не занималась уборкой. Я вспомнила, как мама носится каждое утро с пылесосом. Она должна была содержать нашу половину дома в идеальной чистоте, а то бабушка замечает каждую пылинку.
Я наскоро вытерлась, снова натянула трусики, джинсы, носки и туфли. Рубашку с котенком надеть было невозможно, ворот у нее совсем промок. Я не знала, что делать. Ужасно не хотелось возвращаться в комнату полуодетой.
Вита постучалась в дверь:
— Эм, открой!
Она принесла мне черный джемпер и джинсовую курточку.
— Это все ее. Сказала, их нужно будет вернуть.
— А она думала, я их себе оставлю, что ли? — прошипела я. — Кому нужны ее мерзкие шмотки, мне их и надевать-то противно!
Я натянула черный джемперок. Сара взрослая, а я еще ребенок, но джемпер на меня еле налез. Я знала, что он обтягивает все мои выпуклости, и поскорее прикрыла его джинсовой курткой. Даже и та была мне тесновата.
Я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами. Быстро сморгнула. Хоть бы Вита не заметила, что я разнюнилась, как ребенок.
Вита все-таки заметила, но тут она меня удивила. Она поднялась на цыпочки, крепко меня обняла и шепнула:
— Все хорошо, Эм, выглядишь отлично.
Я подергала тесный свитер.
— Почему она такая мелкая, она же взрослая? Вита, как ты считаешь, она красивая? Красивее мамы?
Вита так сильно замотала головой, что у нее в шее что-то хрустнуло.
— Нет! По-моему, она ужасная.
— Ш-ш!
— Пусть слышит, мне все равно. Зачем папа с ней?
Я этого тоже не понимала. Я вернулась в комнату и остановилась, не зная, куда девать руки.
— Ого! Ты потрясающе выглядишь, Эм, — сказал папа. Потом посмотрел мимо меня на Сару. — Давай, малыш, твоя очередь купаться. А потом мы все вместе пойдем куда-нибудь поедим, хорошо?
Ничего тут не было хорошего. Все было очень плохо. Вита еле дождалась, пока Сара удалится в ванную.
— Папа, мы хотели побыть с тобой — чтобы только ты, я, Максик и Эм.
— Ладно вам, перестаньте, лапочки мои, — сказал папа.
— Сегодня наш день, папа, только для нас, — уперлась Вита.
— А можно, это будет наш общий день?
Папа пощекотал Виту под подбородком, пытаясь ее рассмешить.
Вита зло сверкнула на папу глазами, вздернула свой остренький подбородок:
— Нет, нельзя!
Она сжала кулачки и понарошку стукнула его.
— Нет, нельзя! — собезьянничал Максик и тоже стукнул папу.
Он не умел бить понарошку и стукнул кулаком со всей силы.
— Эй, эй!
У папы вдруг сделался холодный, сердитый голос.
Вита и Максик потрясенно смотрели на него. Папа никогда не сердился.
— Прекратите эти детские глупости. Я так мечтал познакомить вас с Сарой, и вот такой прекрасный случай. Она мне очень дорога.