Я сказала:
— Не может она быть тебе так уж дорога! Ты с ней всего-навсего с Рождества.
— Мы с Сарой знакомы уже полгода, Эм, — тихо сказал папа.
— А с мамой ты знаком много-много лет, — сказала я.
Папа вздохнул:
— Я думал, хоть ты-то поймешь, Эм. Ладно, ребята, выше нос! Кончай дуться, Вита. Максик, не вздумай плакать. Я знаю, вы все полюбите Сару, когда узнаете ее получше.
Но мы так и не полюбили Сару. Мы ее еще больше возненавидели.
В «Макдоналдс» мы так и не попали. Нас повели в пижонский итальянский ресторан. Папа заказал Вите и Максику по целой тарелке спагетти, хотя мне, например, было ясно, что столько они не съедят. Сара тоже ела мало, только возила еду по тарелке, наматывала спагетти на вилку и подхватывала губами болтающиеся макаронины, как маленькая. Папа смотрел на нее и весело смеялся, а когда я попробовала сделать так же, строго сказал, чтобы я прекратила баловаться за столом и ела по-человечески.
— Смотри, ты забрызгала Саре соусом свитер! — сказал папа. — Эм! Я к тебе обращаюсь.
Я не хотела с ним разговаривать. Сидела, уткнувшись взглядом в тарелку, чтобы не разреветься. Папа, видно, не понимал, как сильно он меня обидел. Он преспокойно снова стал разговаривать с Сарой. Она прижалась к нему и что-то нашептывала на ухо. Совсем как в школе, когда одноклассники заведут отдельную компанию, а тебя не принимают.
Я так долго сидела не моргая, что в глазах у меня зарябило и спагетти превратились в кучу извивающихся оранжевых червяков. Я крутила кольцо на пальце под столом. Мне хотелось сорвать его с пальца и бросить прямо на грязный пол. Я решила, что терпеть не могу папу.
Потом мы пошли гулять в парк. Было холодно, накрапывал дождик, я дрожала в коротенькой курточке Сары.
— Бедная принцесса Эсмеральда, тебе сегодня судьба целый день мерзнуть! — Папа обхватил меня руками.
Я вся напряглась, но он не сдавался, только еще крепче прижал меня к себе.
— Сейчас я тебя отогрею, солнышко мое.
Потом подхватил меня под мышки и закружил. Папа у нас стройный, а я — позорно громадная, но он держал меня так, словно я легкая, как перышко.
Потом он взял меня за руку и стал рассказывать о приключениях принцессы Эсмеральды в Стране Вечных Льдов. Он так здорово рассказывал, мы как будто на самом деле скользили по сверкающему льду, закутавшись в пушистые меховые шубы, а мимо проходили, переваливаясь, белые медведи, тюлени приветливо лаяли и махали нам ластами, пингвины смешно съезжали на животе по замерзшему склону прямо в черную морскую воду. Сердце у меня растаяло в этой холодной придуманной стране, и через две минуты я уже любила папу так сильно, что готова была все ему простить.
Я даже постаралась быть вежливой с Сарой. Она-то не старалась быть с нами вежливой. Молча шла рядом, сгорбившись, обхватив себя руками. Максик погнался за утками, споткнулся и полетел носом вниз. Сара даже и тогда не расплела свои ручки. Стояла себе и ждала, пока кто-нибудь другой его поднимет и утешит.
Папа утер Максику мордашку и посадил его к себе на плечи. Вита шла чуть в стороне от нас и что-то шептала Балерине.
Я попробовала пристроиться в ногу с Сарой. Спросила:
— А где вы познакомились с моим папой?
— Да так, случайно вышло, — ответила Сара до ужаса неопределенно.
— Вы работаете в Розовом дворце?
— Ну нет!
— А где вы работаете?
— Я актриса.
— И какие роли вы играете?
— Разные.
Я кивнула. Папа тоже всегда так говорит. Это значит — в последнее время, считай, что никаких.
Я сказала:
— Вита хочет быть артисткой.
Вита услышала и сделала пируэт.
— Да уж, на нее похоже, — сказала Сара. — А ты тоже мечтаешь стать актрисой?
Я не поняла — она что, издевается?
— Я не знаю, кем я хочу стать.
— А что ты умеешь лучше всего? — спросила Сара.
Я задумалась, потихоньку впадая в панику. Ничего я толком не умею. Умею сочинять всякие истории, но это же не в счет. И вообще, я придумываю гораздо хуже, чем папа. Мне нравится раскрашивать картинки в книжках, но рисовать людей самой у меня не получается. Люблю танцевать, когда меня никто не видит, но никогда всерьез этому не училась. Я бы просто умерла, если бы меня заставили натянуть такое обтягивающее крошечное трико.
— Ничего не умею, — вздохнула я.
— Нет, умеешь! Эм очень хорошо о нас заботится! — крикнула Вита через плечо.
Сару это не особенно восхитило.
— Тебе нравится заботиться о других? — спросила она.
Я опять задумалась. На самом деле это не так уж хорошо у меня получается. Вот если бы я могла по-настоящему позаботиться обо всех… Я бы устроила для Виты звездную роль в какой-нибудь телепередаче. Сделала бы так, чтобы Максик перестал бояться всего на свете и подружился с другими ребятами, которые сейчас его только дразнят. Папу я бы сделала звездой Голливуда, но он обязательно пристал бы к нам на выходные в своем личном реактивном самолете. Я подарила бы маме собственную парикмахерскую, и она бы выпускала фирменную линию средств для ухода за волосами — «Джули».
— Ay! С добрым утром! — грубо окликнула Сара, помахав рукой у меня перед глазами.
— Спокойной ночи! — огрызнулась я.
Прошмыгнула мимо Сары, схватила Виту за руку и мы с ней бросились бежать. Максик оторвался от папы и ухватил меня за другую руку. Мы втроем неслись как полоумные и орали во весь голос.
Мы бежали, бежали, бежали по дорожке вокруг пруда и вверх по склону. Я думала, папа испугается и побежит за нами. Я ждала — вот-вот он начнет звать нас по именам.
Никто нас не звал, не слышно было топота за спиной.
Когда мы были почти уже на вершине холма, Максик опять споткнулся и упал. Он лежал на земле и пыхтел. Вита тоже остановилась, вся ярко-красная, держась за бок. Я оглянулась. Кровь так и стучала у меня в голове, глаза застилал красный туман. Проморгавшись, я увидела далеко внизу нашего папу, маленького, как куколка. Он держал Сару в объятиях. Он ее целовал. Не так, как он обычно целовал маму. Как целуются в фильмах кинозвезды.
— Фу, гадость! — сказала Вита.
— Фу-фу-фу! — завел Максик, поднимаясь с земли, и тут увидел, на что мы смотрим. Он выпятил нижнюю губу. — Почему папа целует эту тетю?
Я проглотила комок в горле.
— Потому что она ему нравится.
— А нам не нравится! — заявила Вита. — И папу мы тоже больше не любим. Мы хотим домой.
— Мы хотим домой, — повторил за ней Максик.
Я тоже хотела домой. Я ненавидела этот холодный, тоскливый, дурацкий парк.
Мы двинулись обратно, держась за руки. Когда мы спустились с холма, они все еще целовались.
— Фу, он как будто ее ест, фу, фу! — сказала Вита. — Давай подкрадемся и спихнем их в пруд!
Мы все захохотали, как-то странно, с привизгом.
— Ну, давайте! — повторила Вита.
Не знаю, всерьез она это говорила или нет. Мне было все равно. Меня вдруг страшно вдохновила эта картина: папа и Сара с воплями барахтаются в пруду. Я прямо так и видела Сару, обмазанную зеленой тиной, смешную и некрасивую.
— Вперед! — шепнула я.
Но тут папа оглянулся и заметил нас. Они отступили друг от друга. Сара засмеялась, глядя на наши лица. Папа смущенно улыбнулся:
— Ну, дети, как дела? Веселитесь?
— Нет, — с казала Вита. — Мы хотим домой.
— К Саре?
— Это не дом, — сказала Вита брезгливо. — К нам домой.
— Попозже, принцесса Вита. Иди сюда, золотце, я тебе расскажу про новый летний домик принцессы Виты. Этот домик стоит на высокой скале, а сделан он из морских раковин — тысячи и тысячи раковин, из них выложены красивые узоры…
— Я тебя не слушаю! Не нужны мне дурацкие принцессы! Не слушаю, не слушаю, не слушаю! — кричала Вита, зажав себе уши ладошками.
Она не такая слабохарактерная, как я. Папа так и не сумел ее уболтать, хотя очень старался. Она даже не пожелала поцеловать его на прощание, когда мы наконец дотащились до дома. Папа все равно ее поцеловал. Вита стала тереть щеку так яростно, как будто он ее испачкал. Максик упорно отворачивался, тоже не давая себя поцеловать.