— Осторожнее, лапуся! — сказала мама.
— Мам, почему бабушка вечно ко мне цепляется?
— Она ко всем цепляется, Эм. Я же тебе говорю, она очень устает, и притом у нее сейчас трудный возраст. Не принимай слишком близко к сердцу. Когда она начинает меня отчитывать, я просто отключаюсь и мысленно напеваю песенку. Ты тоже так попробуй при случае.
— Я знаю, что бабушка на нас на всех ругается, но меня она обижает чаще, чем Виту и Максика. Я ей постоянно действую на нервы. Можно подумать, что она меня ненавидит.
— Ах, солнышко, ну что за глупости! Бабушка любит тебя, она всех нас любит.
— Меня она любит не так сильно, как Виту и Максика. — Я пригнула мамину голову к подушке и спросила шепотом: — Это потому, что я толстая?
— Ах, Эм! — Голос у мамы сорвался, как будто она готова была заплакать. — Ты совсем не толстая, сердечко мое! Это просто подростковый щенячий жирок.
— У меня всю жизнь подростковый жирок. Помнишь мои детские снимки? Я там похожа на борца сумо!
— Ерунда!
— И сейчас я точно так же похожа на борца сумо. Это просто нечестно, вы-то все такие стройные. Особенно ты, мама.
Я взялась за ее тоненькое запястье своими здоровущими пальцами, похожими на розовые сосиски. Мне показалось, что мамины косточки могут в любую минуту переломиться у меня в руке, как та куриная дужка.
— Мама, ты так похудела… Ты не болеешь?
— Конечно нет!
— Ты уверена? Ой, мама, я так за тебя беспокоюсь!
— Милая ты моя маленькая паникерша! Не надо все время беспокоиться, Эм. Ты же просто девочка. А мама у нас в семье — я. Мне и полагается за всех беспокоиться, а совсем не тебе. Ну-ка, где у нас Балерина?
Мама надела Балерину на руку и пощекотала мне шею ее рожками.
— Не вешай носа, Эм! Улыбочку! Тебе тоже нужно иногда веселиться.
В понедельник на следующей неделе было Первое мая. У нас с Витой и Максиком не было занятий в школе. У мамы с бабушкой на работе был выходной.
— Сегодня в Кингстауне Зеленая ярмарка, — сказала мама. — Сходим посмотрим, как там и что?
— Зеленая ярмарка? — повторила я. Мне представились изумрудно-зеленые карусели, нефритовое колесо обозрения, оливковые автомобильчики, мятного цвета сахарная вата, чипсы цвета шалфея и яблочно-зеленое мороженое. — Это что, там все-все зеленое? Bay!
— Говори по-человечески, Эм, будь добра, — сказала бабушка. — И не идиотничай; конечно, там все не зеленого цвета. Скорее серо-буро-малинового, если вас интересует мое мнение.
— Она называется зеленой, потому что посвящена проблемам экологии, — сказала мама.
— Толпы хиппи, цыган, пьяниц и наркоманов, — хмыкнула бабушка. — С ума ты, что ли, сошла — тащить туда детей. Не понимаю, что с тобой делается. Я-то старалась вырастить тебя нормальным человеком, а ты связалась с первым подвернувшимся проходимцем…
— Мама!
— Вот и посмотри, чего ты добилась: даже в колледж не смогла поступить, осталась с ребенком на руках, а потом еще втюрилась в своего шаромыжника Фрэнки, нарожала еще детей себе на голову и работаешь-то не в какой-нибудь приличной парикмахерской, а в задрипанной трущобе, в этом своем Розовом дворце!
Я сказала:
— Розовый дворец не трущоба, он замечательный!
— А можно, мы оденемся хиппи и цыганами? — спросила Вита. — Можно, я надену кучу украшений, бусы, и брошку с кроликом, и сверкающую диадему, и индийские браслеты? А ты, Эм, можешь взять Балерину, если дашь мне поносить твое колечко с изумрудом.
— Первый же обкурившийся ворюга это колечко в пять секунд снимет у тебя с пальца, — сказала бабушка.
Максик жонглировал своими плюшевыми медведями — ни одного не мог поймать, но все равно увлеченно подбрасывал их в воздух.
— Я буду кататься на спиральном спуске, — объявил он ни с того ни с сего.
— Вряд ли там есть спиральный спуск, солнышко, — сказала мама. — Но зато там будет много всякого другого, ларьки с вкусностями, и много музыки, и такие прилавки, где раскрашивают лицо. Может быть, будут даже жонглеры. Хочешь поучиться жонглировать у настоящего мастера?
— Жонглировать я и так умею, — ответил Максик. — Я хочу на спиральный спуск!
— Хочу того, не хочу этого! А где «Можно мне, пожалуйста»? — сказала бабушка. — Просто безумие — тащить детей на эту богом забытую ярмарку, особенно когда Максик в таком настроении. Нам бы нужно сходить в магазин. Всем троим пора покупать новые туфли, хотя денежки на них, скорее всего, придется выложить мне.
— Спасибо тебе большое, мама, за заботу, но я думаю, туфли могут и подождать. — Мама очень старалась говорить спокойно. — Ты пройдись по магазинам, конечно, а мы пойдем на Зеленую ярмарку.
Я сомневалась, не передумает ли мама в последнюю минуту, но она только подгоняла нас, так что мы быстро собрались. Колечко с изумрудом оставили дома, но мама разрешила взять с собой Балерину.
— Балерина должна идти с нами, она ведь тоже член семьи, — сказала мама. — Так, все скажите «до свидания» бабушке.
Мы сказали «до свидания». Бабушка хмыкнула в ответ. Она дождалась, пока мама откроет парадную дверь, и крикнула:
— Я знаю, почему ты рвешься на эту злосчастную ярмарку. Какая же ты дура, Джули!
Мама с треском захлопнула за собой дверь.
— Вот ведь вредная старушенция, везде-то ей нужно сунуть свой нос! Почему ей обязательно нужно все время нами командовать? — сказала Балерина.
Вита с Максиком расхохотались. Мама строго нахмурила брови, но и она не выдержала, засмеялась.
Когда мы пришли на ярмарку, до меня наконец дошло, на что намекала бабушка. Там толпилось множество народу в пестрой, разноцветной одежде. Многие мужчины были с длинными волосами, некоторые с дрэдами, некоторые с хвостиками… а некоторые с косичками.
Вита и Максик с криками требовали, чтобы им раскрасили лица. Вита пожелала стать феей сирени с цветочками на щеках. Максик сделался тигром в оранжевую полоску.
— А ты, Эм? — спросила мама.
Я сказала:
— Спасибо, не надо, это для маленьких.
— Ты и есть моя маленькая деточка, — сказала мама.
— А ты — моя маленькая мамочка! — Я обняла ее за тоненькую талию и не отпускала. — Мам, папа сейчас в Шотландии?
— Да. Он там. Насколько нам известно, — сказала мама.
— Ты что, все-таки надеешься встретить его здесь?
— Конечно нет, — сказала мама, но щеки у нее порозовели. — Бога ради, не говори ничего Вите и Максику! Нет, папу мы здесь не встретим, это безумная мысль. Правда, раньше О н никогда не пропускал Зеленую ярмарку, говорил даже о том, чтобы открыть здесь свой прилавок от «Волшебной страны». Ты знаешь, как он любит всякие такие штуки.
Я тоже пыталась полюбить Зеленую ярмарку, но только еда здесь была вся какая-то не ярмарочная: соевый творог «тофу», кускус, тертая морковка, а для питья странное водянистое кокосовое молоко.
И аттракционы тоже были не ярмарочные. Не было ни спирального спуска, ни колеса обозрения, ни карусели. На деревьях висели автопокрышки, вроде качелей, но нам от них было мало радости. Вита с Максиком, такие маленькие и худенькие, проваливались в дырку, а я, такая большая и толстая, побоялась, что просуну голову и плечи и там застряну на веки вечные.
Мне понравился прилавок с самоцветами. Я долго-долго около него стояла, перебирала гладкие кусочки агата, аметиста и хрусталя, а продавец тем временем рассказывал, какие из них приносят любовь, счастье и удачу. Мне хотелось скупить все.
— Зачем тебе полудрагоценные камни, Эм? — сказала мама. — У тебя дома есть свой собственный изумруд.
Я крепко сжала мамину руку и стала думать о своем изумруде, так что голова у меня наполнилась его живым зеленым светом. «Я прощу тебя, я прошу тебя, дай мне любовь, счастье и удачу», — повторяла я мысленно.
Открывая глаза, я почти верила, что прямо перед собой увижу папу. Я завертела головой, высматривая его в толпе.
Мама тоже осматривалась по сторонам. Вдруг она застыла с неподвижным взглядом и с полуоткрытым ртом.
Я затрясла ее руку: