— Как на папиных кассетах? — спросил Максик.
У нас дома были три кассеты с записями папиных ролей. Одна — настоящая роль со словами, из сериала «Полицейский». Вторая — сцена в толпе из сериала «Ист-Эндерс», там папа ничего не говорит, только улыбается и машет рукой. Третья — реклама мобильного телефона. От нее я каждый раз плакала, потому что вспоминала папу с мобильным телефоном в кухне на Рождество. Плакала, но все равно смотрела. После того как папа от нас ушел, я сначала смотрела все три ролика каждый день, по многу раз. И до сих пор я их смотрела по крайней мере раз в неделю. Мама и Вита тоже. Максик никогда не садился смотреть с нами, но он часто болтался поблизости.
Я обняла его.
— Это же все понарошку, Максик. На самом деле никто не будет нас снимать на видео. Но бабушка взяла с собой фотоаппарат, так что мы будем фотографироваться. Снимем тебя в шикарных новых шортиках и взрослой бейсболке, ага?
— М-м-м… — ответил Максик, не поднимая головы.
— Ты думаешь о папе, да, Максик? — спросила я шепотом.
Максик помотал головой, но я знала, что угадала.
— Папа посадил бы тебя на плечи и отнес наверх, да? А я не могу, Максик. Мне тебя просто не дотащить. Меня бы кто-нибудь понес! Но все равно мы поднимемся по этой гадкой лестнице, пусть бабушка знает, правильно?
— Правильно, — сказал Максик.
Он встал, согнул тоненькие ручки, как будто проверял бицепсы, потом обхватил меня и натужился.
— Ты что делаешь? Ой, щекотно!
— Я тебя понесу, — сказал Максик.
— Ой, Максик, какой ты лапочка! Только тебе в жизни не поднять такую здоровенную дылду, как я. Давай вот что, возьмемся за руки и будем по очереди тащить друг друга на буксире, хорошо?
Мы пошли дальше и скоро встретили маму — она побежала вниз посмотреть, не свалились ли мы в обморок по дороге.
Вита уже вовсю хозяйничала в спальне. Она захватила двуспальную кровать, разложила в шкафу свои футболки, шортики, платьице маленькой феи и наряд для дискотеки — по одному предмету на каждую полку. Да к тому же еще заявила, что Балерине тоже нужна отдельная кроватка.
Все-таки хорошо быть старшей сестрой — особенно такой большой, как я. Через две минуты Вита была полностью побеждена, подавлена и запросила пощады. Я распределила места в спальне по справедливости. Вите досталась половина двуспальной кровати и одна полочка в шкафу. Балерине все же досталась отдельная кроватка, потому что Максик стащил матрас на пол и радостно устроился там со своими обшарпанными медведями (нам пришлось тащить их всех с собой, уложив в большой пакет из прачечной).
У нас в номере была отдельная ванная. Мы покрутили краны — работают ли. Оказалось, что работают даже слишком хорошо. Мама, увидев нас, только засмеялась.
— Ничего! Раз уж вы все равно промокли, пошли в бассейн.
Бассейн был потрясающий — громадный бирюзовый прямоугольник с зелеными шезлонгами вокруг, а рядом — маленькое кафе на случай, если после купания захочется подкрепиться. Мы там проводили целые дни. Мама с бабушкой лежали на шезлонгах, мазались кремом для загара и читали толстые книжки в бумажных обложках, а мы с Витой и Максиком плавали по шесть раз в день. По правде говоря, Максик не плавал. Он лежал на животе в «лягушатнике», колотил ногами по воде и делал вид, будто плывет. Вита так расхрабрилась что полезла вместе со мной в большой бассейн только обязательно надевала надувные нарукавники и надувной круг на талию и визжала, если вдруг окуналась с головой. Только я одна умела плавать по-настоящему.
Я научилась плавать в школе. Это было такое мучение — все на тебя смотрят в купальнике и говорят разные гадости. Я ужасно стеснялась идти в общий бассейн при отеле, хотя мама купила мне новый синий купальник большого размера и утверждала, что я в нем выгляжу очаровательно.
— Ага, как очаровательный синий кит, — сказала я и печально посвистела, как делают киты.
Я думала, что все будут на меня таращиться, но там оказались еще двое или трое толстых детей, они бодро бегали в крошечных купальничках и плавках и ни капельки не смущались. Я решила, что тоже не стану думать о том, как я выгляжу, сбросила махровый купальный халат и прыгнула в воду.
Тут я сделала удивительное открытие. Оказывается, я хорошо плаваю! В школе я плавала только в ширину бассейна, а здесь стала плавать в длину. Стоило мне расслабиться и немножко привыкнуть, как я поняла, что могу проплыть не останавливаясь очень-очень долго и к тому же быстрее всех других детей, даже быстрее некоторых взрослых!
В школе нас учили плавать только брассом. Мне захотелось освоить какой-нибудь другой стиль. Я увидела, как один симпатичный папа учил своего сына плавать вольным стилем, но мальчишка был плаксой вроде Максика, он все ныл, что вода попадает ему в нос. Я не могла вспомнить, умеет наш папа плавать или нет. Вот бы он был с нами и учил меня, стоял бы рядом со мной, весь такой стройный и загорелый, с мокрой косичкой, прилипшей к коричневой спине.
Я стала повторять движения, которые тот папа показывал малышу. Он заметил, как я машу руками, словно ветряная мельница, и дрыгаю ногами.
— Вот-вот, детка! Ты все правильно делаешь! Просто отлично! Согни чуть сильнее пальцы, вот так.
В итоге он стал учить меня, а его сын Эдвард играл в мяч с нашим Максиком. Ни тот ни другой не могли поймать мячик, зато оба с удовольствием бегали за мячом.
Папа Эдварда сказал маме с бабушкой, что я настоящая русалка и мне бы нужно серьезно учиться плаванию. Мама меня обняла и сказала, что она мной гордится. Бабушка спросила напрямик, имеется ли у Эдварда мама, и была явно разочарована, узнав, что мама всего лишь ушла за покупками.
— Жаль, жаль, — сказала бабушка. — А я подумала, что вы прекрасно подошли бы моей дочери!
— Мама! — зашикала на нее наша мама, мучаясь от унижения.
Мама с бабушкой потом поругались из-за этого, когда мы ели мороженое.
— Перестань, пожалуйста, подыскивать мне женихов! Я же со стыда сгорю. Да и не нужно мне это.
— Нет смысла зря потратить свою жизнь в надежде, что Фрэнки вернется, — сказала бабушка.
— Он вернется, вернется, вернется, — одними губами прошептала я Вите.
Вита кивнула и беззвучно повторила то же самое.
Я пересчитала вишенки в своей порции сандэя. Одна — вернется. Две — не вернется. Три — вернется. Четыре — не вернется. Пять — ВЕРНЕТСЯ! Я засунула все пять вишенок в рот и чуть не подавилась, и маме пришлось хлопать меня по спине.
— Не набрасывайся так на еду, Эм. А сколько калорий в этом мороженом? Как же твоя диета? — спросила бабушка.
— Мама, успокойся! У нас все-таки отпуск! — сказала мама.
— Ну хорошо, хорошо. Просто жаль все бросать, когда только-только появился какой-то результат.
— Ты о чем, бабушка? — спросила я.
— Ты уже заметно похудела, солнышко, — сказала мама.
— Правда?
Я осмотрела себя. По-моему, я была еще очень даже китообразной.
Вроде живот чуточку меньше выпирает… Неужели это потому, что я перестала тайком жевать конфеты? Одной шоколадкой в день меньше… Ну, двумя или даже тремя — разве это так уж много значит? А ведь я удерживалась благодаря тому, что копила деньги на отпуск. Я не смогла оплатить маме поездку, зато я могу угостить ее обедом.
— Я всех приглашаю на обед в ресторан! — гордо объявила я.
— Зачем нам в ресторан? — спросила бабушка. — Мы обедаем в отеле, все уже оплачено.
— Я хочу вас угостить, — объяснила я. — Хочу порадовать маму. Смотрите, у меня куча денег! Я их мигом обменяю на евро и заплачу за всех.
Я полезла в рюкзак, переворошила кофточку, пляжное полотенце, «вьетнамки», тетрадку со сказкой про Балерину и три мои любимые книжки Дженны Уильямс и в самом низу откопала толстый конверт, в котором звякали золотые монеты. Я встряхнула его, как бубен.
— Господи ты боже мой, Эм, ты что, ограбила игральный автомат? — ужаснулась бабушка.
— Солнышко, ты копила карманные деньги! Несколько месяцев ничего не тратила! — Мама обняла меня изо всех сил. — Ну хорошо, милая моя, самоотверженная девочка, сегодня ты всех нас угощаешь.