...
После беседы с директором Весницкий был сам не свой. Проведя урок без желания, он пошёл домой. В этот момент Павел Андреевич злился на весь мир.
"Какой паршивец, - думал он о Глебе. - Они заранее это срежиссировали. Решил занять моё место. Сидит там, сама невинность. Если Павел Андреевич хочет, если собирается. И нашим и вашим хочет казаться хорошим. Не бывать этому! Экий подлец. Я к нему по-отечески, а он мне нож в спину. Проклятый Брут! А эта паскуда, проститутка распоследняя, да как она смеет меня оскорблять. Это я-то из-за денег работаю! Я, который просидел в этой школе тридцать шесть лет, все это время был бесконечно предан работе, не ушел, когда начался ельцинский разгул, остался в девяносто восьмом. Эта паршивка искала мне замену всё это время. Никто ехать не хотел, выискала одного дегенерата. Каким надо быть идиотом, чтобы поехать в богом забытую деревню в самом начале жизни. Чего он тут забыл, черт проклятый! Главное, каким правильным казаться хотел. Павел Андреевич то, Павел Андреевич сё. Дайте совет, помогите с этим, подсобите с тем. А сам козни с директрисой плёл у меня за спиной, на место моё засматривался. Зарплату мне резать собрались! Так тем лучше, этот козёл первым не выдержит. Я-то на копейки всю свою жизнь существовал, уж всяко не пойду на попятный, какими бы словами эта дешевка меня в центре не обзывала".
Поток его мысленных ругательств оборвал окрик Игнатия Платоновича:
- Что идёшь, не здороваешься, Пал Андрееич?
Весницкий рассеяно посмотрел на старика, словно бы видел его впервые.
- Простите, задумался. Добрый вечер, - обрывисто произнёс он.
- Присаживайся, погуторить надо.
- Простите, мне некогда, - довольно грубо отмахнулся от старика Весницкий.
- А в чём дело?
"Вот привязался же, старый дурак!", - пронеслось в голове Весницкого. Он чуть было не произнёс этого вслух, но сумел сдержаться. Не ответив на вопрос Игнатия Платоновича, он пошел своей дорогой, словно бы ничего не слышал.
"Оставлять этого так нельзя, - продолжал рассуждать Весницкий. - За каникулы нужно что-нибудь придумать, как-то отомстить подлецам. Только что я могу? Да ничего! Я бессилен, абсолютно бессилен. Все от меня отвернулись. Одна только Анечка, добрый ребёнок, пожалела старика. Я не имею право сдаваться, хотя бы ради таких как она нужно продолжать стоять на своем".
Дабы хоть как-то утешить себя и очернить нового историка, Весницкий стал прокручивать в памяти все эпизоды, в которых Глеб выставил себя в чёрном цвете. Тут всплыл и разговор в конце урока, когда учитель не оборвал тираду директора, не заступился за коллегу, который оказал ему поддержку. Снова вспомнился сегодняшний разговор и молчание Глеба. Проскальзывали и другие мелкие эпизоды, как вдруг Павел Андреевич вспомнил о самом первом учебном дне, когда он подслушал разговор директора и Свиридова. Она всячески поносила Павла Андреевича, а Глеб слова в защиту человека, который ему помогал, не сказал.
Тут старому учителю вспомнились первые слова Глеба, которые он различил. Тогда Весницкий не придал началу беседы особого внимания, его слишком взволновали суждения о своей собственной персоне. Но теперь Весницкий припомнил - Глеб и директор говорили о каком-то неприятном эпизоде на предыдущем месте работы Свиридова. Вроде бы ничего конкретного сказано не было, но директор намекнула, что событие не позволяет разом заменить Весницкого Глебом.
Павел Андреевич призадумался, сам не заметил, как сбавил шаг. Именно в этот момент его осенило. Инцидент на старом месте не позволял ему устроиться в городе! Вот почему он перебрался в деревню. Возможно даже, то событие означало конец его карьеры, но страстное желание Кулаковой избавиться от Весницкого, сыграло Глебу на руку. Поэтому он не возражает, когда историка отчитывают при нём, поэтому отмалчивается, когда Павла Андреевича поносят где-нибудь в уголке - это место лучшее, на что он мог рассчитывать, а избавиться от конкурента самый верный способ удержаться за работу.
Догадка Весницкого всё расставляла по местам - и почему такой талантливый учитель отправился в деревню, и почему согласился на довольно низкую зарплату. Теперь ясно - выжить Глеба из деревни путем дробления его зарплаты не получится. Он будет согласен на любые гроши, лишь бы сохранить место. Пройдёт время, его проступок забудется и он вернётся в город.
Теперь у Весницкого появлялась новая возможность избавиться от новичка - компромат. Нужно выяснить, что произошло на предыдущем месте работы и ткнуть фактами прямо в лицо Глебу, пригрозить их оглаской, а дальше всё зависит от значимости того происшествия, на которое намекали Глеб и директор в своём разговоре.
Воодушевленный новым планом, Весницкий несколько приободрился. Информацию начал собирать уже на следующий день, стараясь действовать неприметно. Пару раз заводил разговор с Глебом и, сделав вид, будто сочувствует снижению зарплаты молодого учителя и подумывает уйти из школы из-за этого, стал допытываться о его прошлом.
- Не сладко тебе придется, Глеб Максимыч, - сказал Весницкий. - Директор тебе не сказала, насколько собирается урезать-то?
- Нет, - сказал Глеб, заполнявший какие-то бумаги.
- Понимаешь, она ведь нас лбами сталкивает, - продолжал между тем Весницкий. - Да, школа небольшая, но математиков у нас почему-то трое, русичек и того больше. Могла бы лишнего историка на ставке оставить да не делить. Так нет же, режет специально. День перегружен, когда один работаешь, ничего не успеваешь, а по деньгам всё равно копейки. В твоей старой школе по-другому было, наверное.
- Да примерно также, - отвлекся от бумажек Глеб. - Но там учеников было куда больше, одним историком не обойтись. Поэтому зарплату никто не резал. Как тут у вас всё устроено я пока не разобрался.
- А ты где, кстати, работал, в школе какого города?
- Да в центре области и работал, в сорок втором лицее.
- Не слышал о таком. Не жалеешь, что ушёл? Здесь-то наверняка платят меньше.
- Я же вам рассказывал математику в день приезда. Платят меньше, но жильё выдают, цены ниже.
- Это да, - протянул Павел Андреевич. - Слушай, ну если зарплату низкой считаешь и из-за этого уехать собираешься, - он попытался изобразить на лице мучительную внутреннюю борьбу, - я готов уступить.
Глеб, принявшийся было снова писать, оторвался, вопросительно посмотрел на Весницкого.
- В каком смысле готовы уступить?
- В прямом. Увоюсь, только скажи. Я-то старый, какие там у меня потребности. Да и сколько я проработать еще смогу - пять лет, десять? А ты сюда, небось, с серьёзными намерениями приехал, - Весницкий пристально вглядывался в лицо Глеба, стараясь прочитать ход мыслей этого человека. - Всю жизнь воспитанию сельских детей посветить решил, ведь так?
Глеб не торопился с ответом.
"А брехать открыто ему стыдно, не совсем бессовестный человек, - подумал Весницкий. - Ясно всё с тобой дружок, на год-два сюда перебрался, пока все уляжется. Ну, ничего, мы тебя на чистую воду выведем".
- Я к чему это говорю, - не дождавшись ответа, продолжил Павел Андреевич. - Ты в любом случае дольше меня проработаешь, так зачем мне место человека, от которого в перспективе пользы больше, чем от меня?
- Ну что вы, Павел Андреевич, - оживился Глеб. - У меня и в мыслях не было подводить вас под увольнение. Урежут зарплату и бог с ней, - в подтверждение своих слов он махнул рукой, - сдюжим. Я никакая-то там столичная штучка, как тут обо мне думают некоторые. Лидия Лаврентьевна выставила всё так, будто вы сами хотите уйти на пенсию, но меня утруждать не желаете, боитесь, что я не справлюсь. Ну, я и сказал ей - справлюсь. Откуда же я знал, что она просто плетёт интриги против вас?
- Спасибо тебе, - хмыкнул Весницкий, не поверивший ни слову Глеба. - Но над моими словами подумай как следует. Сейчас легко рассуждать - нам пока денег меньше платить не стали, а вот как начнут, тогда всё и переменится. Почувствуешь, что тебя ущемляют, дай знать, и я мигом уступлю дорогу.
- Хорошо, большое спасибо, - сказал Глеб. На том их разговор и закончился.