Глеб поднял раскрасневшиеся предательски влажные глаза, посмотрел на Весницкого.
- Я не хочу этого, Павел Андреевич. Я люблю свою работу и детей, могу принести пользу обществу. Сейчас я занимаю своё место в жизни, а вы хотите лишить меня его. Я готов работать за те копейки, что останутся после дележа работы, мне не зачем прогонять вас. Прошу вас, не делайте того, что задумали. Вы уничтожите мою жизнь, моё будущее, все мои чаяния и надежды. Я не сделал вам ничего плохого, так за что вы наказываете меня?
Глеб закончил. Он безотрывно смотрел на Весницкого и ждал ответа. Павел Андреевич был раздавлен. Внутри головы подленько и тихо подзуживал вредный голосок:
"Он врет, придуривается, давит на жалость! Не слушай его, сделай по-своему".
Но слова Глеба звучали убедительно, а Весницкий вспомнил свою молодость и узнал в истории парня свою. Нет, он не был детдомовцем, но точно так же, как и Глеб, мечтал работать с детьми, делиться своими знаниями, побуждать детей к правильным и добрым поступкам. Как Весницкий мог выступать примером для других, если планомерно строил козни против недавно начавшего практиковать учителя?
- Я не тороплю вас с ответом, - устав от ожидания, заявил Глеб. - Подумайте, взвесьте всё. Если не поменяете решение, скажите и я уеду. Но очень вас прошу, не делайте этого. В ваших руках человеческая судьба и вы, как учитель, должны ей справедливо распорядиться. Спасибо, что выслушали.
Глеб встал и, не прощаясь, ушёл. Весницкий остался один, сидел, перекрестив пальцы рук, и думал. Ему предстояло выбрать между собой и парнем, которого он почти не знал. Неизвестно, куда бы пал выбор Весницкого, если бы не внезапная смерть Игнатия Платоновича.
Старожил умер.
Его смерть заметили не сразу, через день после разговора Весницкого и Свиридова. Соседка зачем-то заглянула через забор на огород старика и обнаружила там его закоченевшее тело. Игнатий Платонович лежал на спине с широко открытым ртом и стеклянными глазами смотрел в небо. Его костлявая рука была сжата в кулак и поднесена к лицу, в ладони оказалась пожухлая трава и небольшой комок земли. Бабки невольно зашептались - уж не колдун ли был дед? Прожил столько лет, болезней не знал, а умирать вышел во двор. Одна так прямо сказала - ведьма или колдун под крышей умереть не могут, тут либо крышу пробивать, либо прямо на лавке на улицу выносить. Слова её всерьез никто не воспринял, но смерть Игнатия Платоновича на многих произвела глубокое впечатление.
Старик жил здесь больше пятидесяти лет и многим стало казаться, что он вечен. На словах его все уважали, а на деле в мир иной старик ушёл в одиночестве, глядя в чёрное ночное небо.
Дмитрий Астахов был одним из немногих, кто откровенно недолюбливал Игнатия Платоновича. Вслух он редко обсуждал старика, но смерть последнего оставила Астахова равнодушным. Более того, когда вечером он вернулся домой, и Аня принялась было пересказывать события, связанные со смертью Игнатия Платоновича и домыслы местных, Астахов прервал её на полуслове:
- Глупости всё это, - отмахнулся он. - На эту старую мумию было страшно смотреть, смерть для него сродни избавлению от мук.
На том их разговор и завершился.
Аня, напротив, подпала под влияние апокалипсической атмосферы, на некоторое время окутавшей деревню. Выдуманные истории рождались буквально на пустом месте, их сочинители искренне верили в собственный вымысел и оттого рассказывали убедительно. К концу дня Аня наслушалась о подвигах Игнатия Платоновича, о том, как старик плюнул в лицо самому Сталину, когда тот лично награждал его орденом. Якобы генералиссимус подписал приказ о казне старшего сына Игнатия Платоновича, за что и был оплеван. Ребята постарше пугали малышню страшилками. Самая безобидная и добрая история заканчивалась тем, как восставший из могилы старик сжирал родителей ребёнка, братьев и сестёр, а затем и его самого, жутко скрипя своими вываливающимися зубами.
Поддавшись соблазну, Аня и сама сочинила историю про то, как старик проклял её и она расшибла себе колено, но передумала её рассказывать - уж больно слабоватым выходило вранье.
Она даже ненадолго позабыла о своей влюбленности в учителя, но однажды случайно наткнулась на него в булочной. Глеб выглядел подавленным, не поздоровался с ней даже после того, как она выдала дежурное здрасте. Девушка почувствовала себя уязвленной, но потом вдруг догадалась - у Глеба какие-то проблемы. Тогда она мигом позабыла о никому не нужном старике и принялась гадать, что же случилось в жизни Свиридова.
О смерти Игнатия Платоновича Весницкий узнал совершенно случайно, из разговора прохожих. Сообщать эту новость специально Павлу Андреевичу никто не стал. Поначалу старый учитель не поверил, быстро собрался и пошёл домой проверить. Оказался там как раз в момент, когда тело выносили. Удивительно, как сильно Игнатий Платонович изменился с сентября - усох, словно бы стал уже в плечах. Кожа на лице, казалось, прохудилась, и сквозь неё можно было различить рельеф угловатого черепа. Одним словом, выглядел покойник жутко. Глядя на него, Весницкий вспомнил, как старик окликнул его перед самыми каникулами. Тогда охваченный идеей разоблачения Глеба, Павел Андреевич даже не посмотрел в сторону человека, которого считал своим другом. А ведь тот звал его дважды! Возможно, предчувствовал свою смерть, хотел попрощаться с самым близким в этой деревне приятелем. Но Весницкий, как последний эгоист, прошёл мимо.
"Я помешался на мести, помешался на чертовом Глебе и проклятой Кулаковой! Теперь никогда не узнаю, что он хотел мне сказать, не могу даже вспомнить, когда беседовал с ним в последний раз!"
Вернувшись домой, Весницкий тихонько всплакнул, налил себе сто грамм купленного у местного мужика самогона, потом добавил ещё, и ещё, и... Он почти никогда не пил, потому быстро опьянел и принялся философствовать о бренности бытия, никчемности жизни, бессилии человека перед высшими силами. Тоска застилала его мысленный взор, он то рыдал в голос, то напевал частушки, выходил из себя, чтобы следом по-детски мечтательно рассматривать свои армейские фотографии. В конце концов, его вырвало, и он завалился спать.
Проснувшись с нестерпимой головной болью, он вылил в стакан оставшийся самогон и, поправив здоровье, стал приводить себя в порядок. Друга Весницкий оплакал, теперь нужно было узнать, когда похороны и явиться на них трезвым и разбитым горем, а не пьянкой.
Когда днём он снова пришёл домой к Игнатию Платоновичу, там уже хозяйничала внучка покойника - далеко не молодая полная женщина, имени которой Весницкий не знал. Тем не менее, он поздоровался, спросил, нужно ли чем-нибудь помочь и только после осведомился, когда будут похороны. Женщина спокойно ответила на все вопросы - расстроенной она не выглядела, но на жизнь посетовала.
- Чуть больше года назад мать умерла. Мы старику сообщать не стали, не хотели его расстраивать, больно он старый. Теперь вот и сам помер, - заявила женщина.
Про родню Игнатия Платоновича в деревне ходили всякие слухи, главным образом отрицательные, потому её словам Весницкий не поверил.
"Не вспомнили вы о старике, вот о смерти дочери и не сообщили. Совсем его забросили, оставили здесь умирать одного. Не ездили к нему, не навещали, а он всё о вас вспоминал, скучал!" - с негодованием подумал Весницкий.
Вслух, разумеется, он не сказал ни слова.
...
По приёзду родственников слухи о покойнике прекратили распространяться. Деревня замерла в ожидании процессии, которая проходила в тот же день, ближе к вечеру. Правнук Игнатия Платоновича нанял автобус, на который погрузили часть тех, кто собирался ехать прощаться на кладбище. Весницкий ехать отказался - до кладбища полчаса ходу неспешным шагом. Ему нужно было многое обдумать. Впрочем, по дороге этого сделать не удалось: проститься со стариком собралась чуть ли не вся деревня. Ученики под надзором своих родителей вынуждены были изображать примерное поведение, почтительно здоровались со всеми, в том числе и с Весницким. В толпе Павел Андреевич разглядел и Аню. По случайному совпадению она шла следом за мрачным Глебом. Увидев его, Весницкий вспомнил недавний разговор.