- Дмитрий Леонидович, - погрузившийся в свои мрачные мысли Астахов не заметил, как к нему подошёл Глеб.
- А, - он посмотрел на учителя дикими, полными животной боли глазами.
- Я тут позвонил одному своему давешнему приятелю, у него есть друг, который работает в районном центре врачом. Объяснил ситуацию и так вышло, что нам готовы выделить место в центральной больнице. Сами понимаете, здесь её лечить дело гиблое, после того диагноза и... - Глеб запнулся, - и вообще, там врачи лучше.
Астахов догадался, что Глеб хотел упомянуть драку, но одернул себя. За это Дмитрий был ему признателен.
- Конечно, так будет лучше, - согласился Астахов.
- Просто понимаете, нужны будут деньги. Боюсь, я один не потяну.
- Деньги? - Астахов сначала не понял, а когда дошло, о какой мелочи идёт речь, чуть не засмеялся. - Конечно, я достану деньги, любые деньги, прямо так и передай своему другу.
Глеб кивнул.
- Любые не понадобятся, не волнуйтесь. Тогда я всё устрою, - сказав это, Глеб куда-то ушёл. Дмитрий проводил его взглядом и в который раз поблагодарил небеса(а ведь раньше считал себя убежденным атеистом), за то что послали его дочери такого парня. Робкая надежда снова затеплилась в душе. Немного успокоившись, он задремал прямо на лавочке, тихонько похрапывая.
Через три часа его растолкал Глеб.
- Дмитрий Леонидович, с нами хочет поговорить врач.
Астахов разлепил глаза, зевнул, сонно осмотрелся и вопросительно уставился на Глеба.
- Врач нас позвала, - сказал Глеб.
Астахов кивнул, не до конца понимая, что от него хотят, встал и пошёл следом за Глебом. На улице уже совсем стемнело, в больнице почти никого не было, лишь изредка попадались санитарки, наводившие порядок. Врач встретила их у входа в инфекционное отделение, отвела в сторонку и усадила на установленные в ряд кресла.
- Первые анализы обнадеживающие - гепатита у Ани нет. На лицо все признаки злокачественного малокровия. Иногда это является симптомом рака желудка или указывает на другие заболевания желудочно-кишечные заболевания, но анализы не подтверждают ни того, ни другого. Основной остается версия проблем с печенью. Есть подозрение, что это лекарственный гепатит. Вы ведь лечились от железодефицитного малокровия. Возможно, некоторые препараты могли вызвать такую реакцию печени. Но если быть до конца честным, мы не знаем, чем больна ваша дочь, - закончила врач.
- А какой прогноз? - спросил Глеб.
- Сейчас ей ничего не угрожает. Нужно провести ряд дополнительных анализов, но скорее всего мы переведем её из инфекционного отделения. Часы посещения уже закончились, но я понимаю вашу ситуацию и могу вас провести к Ане, если хотите. Правда, она спит и тревожить её не стоит.
- Просто посмотреть, - попросил Астахов.
Врач кивнула.
- Пойдемте.
Она проводила их к палате. Последняя была полупустая, голые сетчатые кровати и бледно-голубые стены, освещаемые холодным люминесцентным светом из коридора, навевали мрачные мысли, запах лекарств витал в воздухе. Не смотря на то, что внутри пациентов было немного, Астахов не сразу увидел свою дочь. Врач, приложив палец к губам, взяла Дмитрия за руку и на цыпочках прокралась к кровати у окна. Аня крепко спала. По блуждавшей на её лице улыбке было понятно, что ей видятся приятные грезы. Она была уже не такой бледной, как дома, но казалась сильно похудевшей. Дмитрий наклонился и тихонько поцеловал дочь в щеку. Оказалось, жар тоже спал.
Они простояли у кровати несколько минут, после чего врач постучала указательным пальцем по запястью левой руки, намекая, что пора уходить. Астахов кивнул, прикоснулся ладонью к соломенным волосам дочери и направился к выходу. Врач вывела их с Глебом из отделения, закрыв двери, развернулась к ним и сказала:
- Сейчас вам нужно отдохнуть. Понимаю, домой вы не поедете, поэтому я договорилась устроить вас в одной из свободных палат.
- Спасибо вам! - Дмитрий был искреннее признателен врачу.
Глеб отмалчивался. Врач отвела их в палату на другом этаже, помогла устроиться и ушла. Они с Глебом немного поговорили и, пожелав друг другу доброй ночи, легли спать. Дмитрий думал, что будет долго ворочаться, но словно загипнотизированный, он провалился в сон сразу же, как только коснулся головой подушки. Глеб разбудил его днём, солнце уже светило во все окна палаты.
- Который час? - спросил Дмитрий.
- Половина двенадцатого.
- Вот это я соснул! - разминая затекшие конечности, протянул Дмитрий. Чувствовал он себя хорошо и не сразу вспомнил, по какому поводу в больнице. А вспомнив, резко переменился в лице. - А Аня? - посмотрел он на Глеба.
- Я из-за этого вас и разбудил, - сказал Свиридов. - Пошла на поправку, сегодня обещали перевести из инфекционного. С врачом я уже поговорил, она утверждает, что это почти наверняка лекарственный гепатит и Аня поправится. Я пока другу в центр больше не звонил, но всё равно считаю, после того, как ей станет лучше, нужно будет пройти обследование там.
Астахов кивнул в знак согласия.
- Аня уже проснулась, поэтому если хотите, можем её навестить, - сказал Глеб.
- Конечно, хочу.
Астахов подхватился и, ведомый Глебом, направился в палату к дочери.
Вчера он не заметил окружение, между тем как сегодня больничная обстановка додавливала его - грязно-серые стены, резкие запах моющих средств и лекарств, понурые лица пациентов, бродивших в коридоре, наконец, вход в палату дочери. Аню устроили на койке у окна, рядом с батареей. Дочь выглядела ужасно - бледная, со сморщившимся, сделавшимся похожим на яму ртом( "Могильную яму", - пронеслось в голове Дмитрия), черно-жёлтыми синяками под глазами, заострившимся носом, впалыми щеками, неаккуратно разбросанными во все стороны пожухлыми волосами цвета осенней, умирающей травы. Она пыталась улыбаться, но улыбкаэта вызывала только жалость и боль. Пытавшийся крепиться Дмитрий сломался. Он пересёк палату, коленями упал на мытый, но всё равно нечистый пол, обхватил дочь за ноги, укрытые протёртой простынкой и куценьким одеялом, от которых прямо-таки несло цветочным ароматом отбеливателя, обнял её голени, изо всех своих немалых сил прижал крошечные ступни дочери к своей широченной груди и зарыдал.
События двухлетней давности встали перед глазами так, словно бы они произошли только вчера. Жена умирала, такая же бледная, потерянная, напуганная, а он - огромный глупый истукан - не знал, что делать, стоял и смотрел, даже реветь боялся. И вот все снова повторялось, только хуже, во сто крат хуже. Тогда уходила женщина, а теперь девочка. Она должна была жить, у неё должен был быть муж, дети, внуки, в конце-то концов. А если бы она поступила в университет, стала бы юристом, программистом, экономистом - черт его знает, кем сейчас хотят стать молодые - устроилась бы, построила карьеру, разбогатела бы, уехала куда подальше из деревни, в город, в столицу, а то и за границу, зажила бы там в своё удовольствие. Но нет, ничему этому не суждено сбыться. Она утекала от Дмитрия, казалось, ослабь хватку, и дочь выскользнет, умрет в следующую же секунду. В висках стучали молотки, душу раздирало от страха, хотелось самому умереть, чтобы не видеть гибели дочери - молодой, красивой, сильной, любимой...
Он не знал, как быть, не знал, что делать, куда податься, кого молить. Всю жизнь был атеистом, а после смерти жены в конец разуверился. Не в знахарей и ворожей, в чудеса и избавления он не верил. Потому твердо знал - дочь умрёт, это данность и ничто её не изменит, потому и рыдал, впервые жизни заливался слезами так, как никогда прежде. Всю жизнь терпел - когда его порол отец за мелкую провинность, когда старшие ребята лупили и окунали головой в сугроб, когда мать отвесила пощечину на людях - но больше терпеть не мог и не пытался. Это было унизительно, неправильно, подло по отношению к дочери, и Дмитрий всё это понимал, но ничего поделать не мог. Нужно было дать слезам волю.
В палате зашептались, некоторые больные открыто возмущались, Аня просила его успокоиться, Глеб наклонился и невнятно шептал что-то на ухо, а потом чья-то сухая костлявая рука прошлась по его волосам, цепкие пальцы подобно разъяренной змее вцепились в его ухо. Подействовало - Дмитрий оторвался от ног дочери, попытался обернуться и посмотреть, кто схватил его за ухо. Позади стояла старая санитарка, брезгливо, с укоризной смотрела на Астахова.