- После смерти Ани он озверел, - продолжил Астахов.
- Кто?
- Да Павел этот, Андреич, будь он неладен. Не знаю, сколько он вынашивал эту мысль. Напоил Глеба, отвёл к лесу, на землю свалил спиною вверх и кол вбил. Сам лег рядом с трупом, да на небо смотрит. Я к нему подошёл, говорю - погляди, что наделал. Он голову повернул туда, снова на меня посмотрел и деловито так заявляет: "Анне голову отрубить нужно". Клянусь тебе, я человек добрый, но когда услышал эти слова, словно мне глаза запеленали. Ничего не помню, только вот как сельские мужики меня оттягивали. Измесил эту скотину. Убил бы, да не дали. Правда, он в первую же ночь в тюряге себя и порешил - лезвием горло порезал. Есть Бог на свете!
Выслушав историю, я уже жалел, что приехал. Не стоило мне вмешиваться в настолько интимные дела. Астахов говорил очень медленно, из-за этого детали чудовищного происшествия отпечатались у меня в памяти. Нужно было найти предлог и скорее покинуть это село. Если Астахов узнает о моей лжи, мокрого места от меня не оставит.
- Оно знаешь как, всё разом наваливается. Сначала дочь связалась с учителем, Глебом. Вся деревня косо смотрела. Но оказалось, парень он неплохой, даже замечательный. Дело к свадьбе шло, а тут такое, - Астахов вздрогнул, - Умерла почти как жена. Давай по последней и пойдём.
- Куда?
- На кладбище. Ты ж Глеба повидать приехал?
- Да, - я не на шутку разволновался. Мысли путались, как бы ни ляпнуть чего лишнего. С четвертой рюмкой я справился подозрительно легко, хорошо захмелел.
Астахов встал из-за стола, я последовал его примеру. Мы отправились на кладбище, которое располагалось в трех километрах от села по живописной дороге, с обеих сторон окруженной полями. Астахов долго распинался о своем горе, но я его уже не слушал, любовался. Колоски пшеницы по-партизански тихо шептались друг с другом. Я пытался разобрать их разговоры. Наверняка болтали о погоде. С запада надвигались черные тучи. Скоро должен был пойти дождь, может быть, с грозой.
Вдоль поля мы шли около получаса. Кладбищенский забор внезапно вырос из-под земли. Унылый пейзаж серых плит и склонившихся над ними рябин загородил собой золотой океан. Анну Астахову и её жениха похоронили рядом друг с другом, недалеко от входа на кладбище. Увидев топорщащиеся кучки земли, я почувствовал себя неуютно. Свежие могилы всегда пугали. В землю вбиты два деревянных креста, к ним приставлены портреты. Аня некрасивая блондинка с широким лицом и маленькими глазами. Глеб оказался улыбчивым веснушчатым скуластым парнем с искрящимися голубыми глазами, светлыми волосами. Откровенно говоря, он мог бы найти себе невесту получше. Я попытался изобразить скорбь, склонил голову. В этот момент меня шатнуло, я чуть было не рухнул прямо на кучу земли. Астахов меня придержал.
- Слабые вы горожане. С четырех рюмок захмелел, - заметил он.
Я снова посмотрел на портрет Свиридова, на даты, значившиеся на кресте: 20. III 1975 - 3. VII 2000. И вправду грустно, сумасшедший погубил молодого парня, которому жить да жить. А что, если бы на его месте оказался я?
- Ладно, парень, пошли. Гляди, сколько червей повылезало, не иначе к грозе, - Астахов взял меня под руку, потащил к выходу с кладбища. Я шёл спиной вперед, смотрел на два креста, а глаза мои наполнились слезами.
По дороге назад Астахов молчал, мне тоже сказать было нечего. Поле больше не вдохновляло. Перед глазами стояли два креста с портретами у их основания. Никогда не забуду этого зрелища. Два молодых, пышущих здоровьем человека мертвы. Как же так можно-то? В голову лезли страшные мысли. Вот сейчас вернусь, а бабушки уже нет в живых. Или вернусь в город, а мама умерла. Или не доеду до деревни, автобус в аварию попадет, я насмерть расшибусь, и похоронят меня рядом с этой парочкой, так и не успевшей обручиться. Пытался всячески отогнать такие мысли, да ничего не получалось. Быстрее бы вернуться домой и позабыть о сегодняшнем дне. Скука меня деревенская не устраивала. Ишь какой выискался. Весело теперь?
Мы подошли к дому Астахова, когда на улице стало темно, как ночью. Я к этому времени протрезвел, сделался злым и раздражительным.
- Зовут-то тебя как, парень? - спросил Астахов, остановившись у калитки.
- Вячеслав, - представился я.
- Молчаливый ты, мне это нравится. Хочешь, заходи, ещё выпьем, дождь переждёшь.
- Нет, спасибо, я поеду.
- Как знаешь. Вижу, не на шутку расстроился. Хорошими друзьями были?
- Да. Вы примите мои соболезнования. Очень жаль вашу дочь.
Астахов кивнул, протянул мне руку, я её пожал.
- Погоди минутку, - сказал он и убежал в дом. Погода портилась стремительно, ветер крепчал, дорожная пыль попадала в глаза и рот. Я хотел уже уходить, когда Астахов выскочил из дома, сжимая в руке какой-то пакет.
- Вот, - он протянул мне пакет.
- Что это?
- Память о Глебе. Тебе нужней, я его плохо знал, а вы друзья. Тебе нужнее.
Я начал было отказываться, но Астахов настаивал, пришлось взять пожитки незнакомого мне человека.
- Глеб был хорошим парнем, ты такой же. Удачи тебе, Славик, - крикнул мне в след Астахов. - Благослови тебя Бог!
- Вам того же, - отозвался я. На том мы и распрощались.
Мне повезло, автобус как раз отходил, когда я добрался до остановки. Водитель остановился, открыл двери, я прошёл по салону мимо группы женщин с тяпками в руках, пьяно пошатываясь, добрался до сиденья, свалился туда. Качаясь, как лодка во время шторма, автобус отправился в путь. Через полчаса я буду у бабушки. В окна автобуса ничего нельзя было разглядеть. Чем-то напоминало песчаную бурю. Водитель ругался отборными матами, доставалось автобусу, погоде, дороге и чьей-то матери. Мне предстояло осмыслить трагедию, невольным участником которой я стал. Но что можно добавить к сказанному Астаховым? Я открыл пакет, высыпал на колени его содержимое. Документы, книги, альбом с толстым твердым переплетом буквально топорщился от фотографий. Я открыл его. Глеб и вправду хороший парень. Везде улыбается, и не постановочной искусственной улыбкой, а искренне. Дети любили с ним фотографироваться. Особенно мне понравилась фотография с выпускного. Глеб в несколько старомодном пиджаке и таких же брюках, вокруг него толпятся ребята, а у них за спиной встает солнце. Веснушки так и переливаются на лице учителя, лица выпускников сияют, даже внешне некрасивые ребята на этой фотографии вышли замечательно. Не соврал Астахов.
Я пролистал альбом до конца, автобус сильно качнулся, книжка чуть не выпала у меня из рук, фотографии рассыпались по салону. Пришлось наклоняться, собирать их, вкладывать обратно. Альбом пострадал, обложка надорвалась. Нужно будет приехать домой, заклеить скотчем. Или ещё что-то придумать. Снова кочка, на этот раз альбом вырвался из обложки с корнем. Водитель выругался, я отозвался эхом. Снова пришлось собирать фотографии с пола. Хотел засунуть альбом на место, но тут заметил полость в обеих половинах обложки. Внутри оказались ещё фотографии. Чёрно-белые. Особенно запомнилась карточка, где Глеб с другими ребятами в своём старомодном костюме. Школьники льнули к любимому учителю. Он улыбчивый, веснушчатый, позитивный, как и всегда. А на обороте карточки надпись: 10 "Б", выпуск 1932 года.